Следующие ворота охраняло двое стражей, вернее, один следил за улицей, другой наблюдал за гаванью, к удивлению Плагго, в телескоп на треноге. За поднятой решеткой, через двор замка, беседуя почему-то по венедски, шли трое, судя по одежде, пара зажиточных ремесленников и жрец одного из варварских богов, видимо, собираясь принять участие в каком-то военном упражнении для ополчения, проводимом по приказу епарха. В одном из углов замкового двора у телеги с кольчугами, шлемами, щитами, копьями, и мечами уже собралось с дюжину местных стратиотов, аконтистов, или пельтастов – определить их положение по одежде, как обычествовало у варваров, было невозможно. Посередине стояли два воина, уже снаряженных в доспехи, оба гигантского телосложения, причем один – невероятной нескладности и уродства. Воины радостно замахали троице. Видный горожанин, шедший посередине, ответил им такой же отмашкой. Он был утеплен, в числе прочего, странным одеянием с рукавами, не сотканным на ткацком станке, а, судя по всему, связанным, как сеть, из пушистых и разноцветных шерстяных нитей, так что поперек его груди бежала вереница большерогих оленей. Приближаясь к своим товарищам по ополчению, этот варвар с волнистыми волосами странного оттенка, именуемого у северян русым, наполовину утверждал, наполовину спрашивал у шедшего рядом:
– Как зачем, от мух отмахиваться?
Молодец справа, коротко стриженный, в коже, как Вегард, и ростом чуть поменьше, рассмеялся:
– Темнота танская, хвост слону нужен перво-наперво, чтобы слон не заканчивался внезапно!
Средний ремесленник с оленями присоединился к веселью. Предположительно жрец в длинной тунике мерзостного буро-синего цвета, что шел слева, оставался мрачнее тучи. Заметив молодого хромца, вся троица обступила тележку, правый варвар сразу протянул руки к вонючему мешку, вожак глянул на Плагго, потом на возницу:
– Вегард, представь гостя?
Мистагог движением руки остановил кузнеца, опустил ноги на каменные плиты, распрямил спину, и сбросил серый плащ с клобуком из грубой шерсти, жалея, что недавняя немощь лишила его движения должной уверенности. Блеснуло белое и золотое шитье по лазоревому шелку. От этого мига зависело многое.
– Я Плагго, пресбеус багряной гегемонии, слуга и советник Тиры анассы, пришел сдаться на милость Горма ярла, чтобы разделить участь моей госпожи. Отведите меня к вашему владыке!
– Плагго грамотник! – воскликнул русоволосый.
Он поклонился и неожиданно продолжил на языке Лимен Мойридио, просто, но грамматически правильно:
– В добрый час, мистагог! Тира волновалась. Я Горм.
Глава 73
Снизу, из пиршественного покоя, в палату приглушенно доносился перебор струн. Густой голос завел:
Последовал подобающе щемящий гусельный звон.
– Кхм, «чело гордое» или просто «чело его?»
Звуки притихли. Лют удовлетворенно хрюкнул.
– Признавайся, воевода – сколько заплатил Сотко Сытиничу? – съехидничал Былята.
– Нисколько!
Воевода говорил чистую правду. Накануне поздним вечером, он повстречал купца-гусляра, только что вернувшегося из Роскильды, и в глухом переулке один на один убедил его сложить былину к свадебному пиру Беркута и Смеяны, ухитрившись ни разу не попасть ни по лицу, ни по пальцам.
– Где мы там были…
Поправив на носу очки, Былята прочитал вслух:
– «В коническом…» Не в обиду, Звана свет Починковна, но ты это не на венедский перевела. «В коническом же сосуде находились остатки жидкости, мутным видом и резким запахом напоминавшей варварскую брагу.» Мы в это еще пять раз можем вникать, все одно больше ничего не поймем. Червленые книжники уже думали да гадали…
– Сдается мне, Плагго-ведатель не потому не постиг, что диковина творит, что мало думал, а потому, что мало делал, – рассудил кузнечный староста.
– Точно! – согласился жрец. – Давайте попробуем, что выйдет, если в эту бадью с раструбом… конический сосуд, псица… Тёха, сгоняй к Полеле за брагой! Целую кадушку возьми!
– Кому Тёха, кому и Тихомысл, – пробурчал мальчишка в учении и побрел к лестнице.
– Может, огонь пока развесть? – предложил Хомун, второй ученик.
– Нет, а почему? – озадачил его Святогор.
Ученик смутился.
– Говори ты, Лисеня! Вижу, вижу, невтерпеж тебе.
– В горячую посуду холодное лить – лопнет! – Лисеня, гордо подбоченясь, посмотрела на Хомуна.
Ушкуй одобрительно кивнул.
– Тёха! – рявкнул вдогон первому ученику Лют. – И меда нам!