Горлов тупик

– В ближайшее время вы должны ознакомить арестованных с официальным заявлением следствия. – Сам встал так, чтобы видеть всех, заговорил еще медленней и тише: – Мы имеем поручение руководства передать вам, что за совершенные вами преступления вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда ведут корни ваших преступлений и на кого вы ориентировались, кто ваши хозяева и сообщники.

Паузы удлинились. Влад впитывал каждое слово.

– Нам также поручено передать вам, что, если вы пожелаете раскаяться до конца, вы можете изложить свои показания на имя вождя, который обещает сохранить вам жизнь в случае откровенного признания вами всех ваших преступлений и полного разоблачения сообщников. Всему миру известно, что наш вождь всегда выполнял свои обязательства.

Сам говорил еще минут десять, продолжал ходить вокруг стола за спинами. Вопросов никому не задавал. Зачем? Что нового могли поведать ему эти ничтожества? Он и так все знал.

Когда вышли из кабинета и сели в машину, Смирнов дрожащим голосом обратился к Гоглидзе:

– Товарищ генерал, нам товарищ Сталин официальное заявление продиктовал, а мы ничего не записали…

– Запоминать надо, память развивать, без хорошей памяти нет хорошего чекиста, ясно тебе? – пролаял Гоглидзе.

– Так точно, товарищ генерал!

* * *

По дороге на дачу Вячеслав Олегович дослушивал «Онегина», но уже не подпевал. Думал о Вике. Раньше он был уверен, что Вика врет только матери, причем Оксана Васильевна в этом сама виновата. Выпытывает, подозревает, пристает со своими поучениями, претензиями. Вика отшучивается, сочиняет всякие небылицы, чтобы избежать очередного конфликта. А вот ему, любимому папулище, Вика не врет никогда. О чем-то, конечно, умалчивает, но если уж говорит, то исключительно правду. От него ей скрывать нечего, он не задает бестактных вопросов, не оскорбляет недоверием, принимает ее такой, какая есть.

Оказывается, он совершенно не знает собственную дочь.

Боже, как честно она смотрела на него своими ясными, широко открытыми глазами, когда объясняла, что они с Тосиком просто репетировали! Дескать, к Восьмому марта в институте готовят капустник, решили поставить сценку из «Ярмарки тщеславия» на английском, а Тосик – профессиональный актер.

– Он не похож на человека, который знает английский, – тихо заметил Вячеслав Олегович.

– Зачем ему? Тосик играть не будет, просто учит меня актерскому мастерству. Когда ты зашел, у нас как раз был перерыв, мы болтали о всякой ерунде. Он вообще-то Маринкин хахаль, я, честно говоря, жалею, что в это ввязалась. Маринка, оказывается, такая ревнючая!

– У него обручальное кольцо.

– А, да, правда, Тосик женат. Жена – тупая курица, к ней ревновать глупо. – Вика помахала руками, покудахтала и весело рассмеялась.

– Ты откуда знаешь? – мрачно спросил Вячеслав Олегович.

– С Маринкиных слов, конечно. Он готов развестись, жениться на Маринке, но тогда ей придется прописать его сюда, своей хаты у него нет, с его предками жить невозможно, мамаша стерва, папаша выпивоха, в общем, мрак. А у курицы неплохой флэт, правда, Тосика там пока не прописывают. Вот если пропишут, ему при разводе достанется половина той флэтухи плюс Маринкина комнатенка, тогда в принципе можно обменять на что-то приличное. Но с другой стороны, идти замуж за такого красавчика, да еще актера, при Маринкиной-то ревнючести… – Она сморщилась и помотала головой. – К тому же ему алименты платить придется.

– У него ребенок?

– Мг-м.

– Наверное, совсем маленький?

– Откуда я знаю? Он Маринкин хахаль, а не мой.