Горлов тупик

Он молча поволок ее за руку к такси. В машине на заднем сиденье она уснула. Приехали в Тушино, зашли в дом. Она скинула шубку, разулась, прямо в платье плюхнулась на кровать, отвернулась к стене, накрылась с головой покрывалом. Он сдернул покрывало, схватил ее, швырнул на ковер. Она пыталась увернуться, сжимала колени, потом обмякла, сдалась.

Ее слезы и дрожь напитывали его какой-то невероятной, фантастической энергией, он чувствовал себя сверхчеловеком, героем древних мифов, да что там – богом!

* * *

Надя проснулась и несколько минут лежала неподвижно. Очень не хотелось вставать. Фосфорные стрелки будильника показывали половину десятого. Ночью она забыла завести его и, конечно, проспала. Ее рабочий день начинался в девять. Ладно, не страшно, Гнус простит опоздание, только надо позвонить, предупредить, а то подумает, что она заболела накануне командировки.

Сквозь щель под дверью пробивалась полоска света. Надя села, нащупала ногами тапочки, стянула со спинки стула халат. Она не стала включать лампу, знала, что не удержится, займется своим письменным столом, будет открывать папки, копаться в ящиках, проверять, все ли на месте. Стоит только начать, и страх вернется. Ночью она справилась с паникой, убедила себя, будто сама выкинула черновики, поменяла ленту, просто сделала это машинально и сразу забыла. Усталость, рассеянность. Надо выспаться, а то голова совсем не работает. Утро вечера мудреней.

Проснувшись, она ясно вспомнила, что в последний раз печатала на своей машинке двадцать седьмого декабря, перед походом на Таганку. Только начала формулировать важную мысль, и папа сразу влез: «Все, пора собираться, опоздаем». Она оставила лист в каретке, закрыла машинку, и с тех пор к ней не прикасалась, даже пыль не вытирала с крышки.

Надя затянула пояс халата, вышла на кухню. Папа стоял у плиты, грел бублик на сухой сковородке, переворачивал его вилкой, чтоб не подгорел. Боба сидел за столом и уплетал что-то из большой чашки. Понятно что. Он всегда ел по утрам яичную болтушку. Тетя Соня его приучила, и он всю жизнь так завтракал. Выливал в чашку три яйца, крошил мякиш белого хлеба. Единственное блюдо, которое он умел готовить.

– Твой Гнус уже звонил, – папа выключил газ, скинул бублик на тарелку, – я объяснил, что вчера ты легла очень поздно и тебе надо хорошенько выспаться.

– Да? И в котором часу я появлюсь на работе?

– Не раньше половины двенадцатого. Гнус, душа-человек, беспокоился, не приболела ли ты, просил тебя не будить. – Папа открыл холодильник. – Завтрак готов, так что слишком долго под душем не плескайся, все остынет.

– Я, наверное, тебя не дождусь, – сообщил Боба, облизнув ложку, – вот сейчас доем и побегу. У меня самолет сегодня в семь вечера, надо еще собраться.

Ее сильно знобило, горячий душ не согревал. Начиналась очередная паническая атака, внутри все дрожало, сердце взбесилось, пульс не меньше ста двадцати в минуту. Заныли кисти рук. Боль поднималась выше, к локтям, к плечам, и скоро стало казаться, что запястья стиснуты наручниками.

Надя попыталась сосредоточиться на привычных механических действиях. Пошевелила пальцами, помассировала онемевшие кисти. Когда руки ожили, почистила зубы, растерлась полотенцем, закуталась в халат и стала медленно расчесывать волосы. Глядя в запотевшее зеркало, думала: «Прежде всего освободись от страха. Страх – самая токсичная из всех эмоций. Страх создает эффект туннельного восприятия, сужает сознание до размера игольного ушка. Ты больше не принадлежишь себе. Страх убивает. Помнишь, в Нуберро совершенно здоровый подросток из племени Чва умер, узнав, что колдун из племени Как- ва наложил на него заклятие? Ты видела это своими глазами. Родители привезли его в наш госпиталь. Они верили, что наша магия сильней магии черных колдунов Каква и мы, белые мзунгу, спасем их мальчика. Они верили, а он нет. У него не было холеры, которая скосила в то лето несколько тысяч нуберрийцев. Он просто испугался бормотания безумного кликуши. Так сильно испугался, что сердце не выдержало. Мальчик Чва умер от острой коронарной недостаточности. Ты же не собираешься умирать, правда?»

Она вышла из ванной и наткнулась на Бобу в тесной прихожей. Он, сидя на корточках, надевал ботинки, вскинул на нее глаза и радостно сообщил:

– Знаешь, в результате некоторых размышлений я понял, что женщины прошли больший путь эволюции, чем мужчины.

– Это ты к чему?

Боба крякнул, встал, снял с вешалки куртку.