Горький хлеб истины

Киреева (с усмешкой). Лейтенант Цаца для вас уже Света?

Ступаков. Ох, любите вы пригоршнями ветер собирать. Виноват…

Киреева. Нет, не звонила.

Ступаков. Места себе не нахожу. И чувствую себя плохо. (Прижимает руку к сердцу.)

Киреева. Так соскучились?.. Ну, выпейте рюмку коньяку — станет легче.

Ступаков (пронзительно смотрит на Кирееву. После паузы). Да, кстати, напомнили. Чует мое сердце: новый армейский хирург вот-вот к нам нагрянет. И проверять меня Любомиров будет с особым пристрастием. Я уже обошел все отделения, дал указания. А вас, Анна Ильинична, как ведущего хирурга, попрошу, если старик появится, взять на себя организацию обеда. Но чтобы без излишеств, без спиртного… Старик не любит этого.

Слышен приближающийся шум самолета.

Киреева. Что ж, так-таки и ни рюмочки?

Ступаков. Помнится, Любомиров за обедом выпивал иногда шкалик спирта… Но то было зимой… Ну, поставьте немножко спирта. Для себя что хотите. А мне в графинчике чайной заварки, будто коньяк.

Киреева. Зачем же обманывать? Просто скажите, что не пьете.

Ступаков (с досадой). Завидую людям, которые имеют неограниченное влияние на ум женщин! И как это им удается?

Киреева. Ладно, влияйте. Все будет сделано по-вашему. (Вздохнув.) Ну а если Любомиров попросит коньяку? Вы ему что, чаю нальете?

Ступаков. Ладно, ставьте коньяк!

Киреева. Но Любомиров, я полагаю, еще до обеда поинтересуется тем, как мы готовимся к наступлению.

Ступаков. Я с закрытыми глазами могу доложить всю схему передислокаций, эшелонирования, транспортировки…

Киреева. Надо бы встретиться с представителями санбатов да уточнить детали взаимодействия.

Ступаков. Одному начальнику медсанбата я уже преподнес урок… Михайлову. Прислал он без обработки две машины раненых. Так я их завернул!

Киреева (поражена). Завернули?! А может, медсанбат не мог.

Ступаков. Как это не мог?.. Стабильная оборона, стоим на месте…

Киреева. В иные времена середина считается ближайщей точкой к истине. Не дойдешь до нее — плохо, перейдешь — тоже плохо. Сколько же люди тратят времени и усилий ума на поиски середины… А вы будто и не утруждаете себя поисками… Вчера были противником головного эвакопункта, сегодня — уже сторонник. Инструкция требует в обычных условиях пропускать поток раненых через медсанбаты… Чтобы как можно быстрее оказывать помощь раненым… Эту же инструкцию вы обратили во зло для раненых…

Ступаков. Ну, знаете! Это, извините, пустозвонство! (Смотрит в марлевое окошко.) Кто там в белых халатах прогуливается?! Вот разгильдяи! (Быстро уходит.)

Входит Любомиров. Увидев Кирееву, глядящую в марлевое окошко, замирает. Напряженная пауза.

Любомиров. Товарищ майор медицинской службы Киреева, почему не представляетесь армейскому хирургу?! К тому же генералу!

Киреева резко поворачивается. Мгновение радостно смотрит на Любомирова, кидается ему навстречу. Они замирают в объятиях, затем Киреева нежно целует Любомирова — в лоб, глаза, щеки. Вбегает Серафима. Оторопело смотрит на эту встречу и тут же выбегает.

Киреева. Я уже знаю, что ты к нам назначен. Почему ж не звонил так долго? У меня сердце изболелось!.. Сама хотела звонить или ехать разыскивать.

Любомиров. Один мой звонок тебе — и вся армия узнает, что ты моя жена. А в армии не полагается, чтоб у начальника в подчинении были родственники, а тем более жены, да еще такие красивые, как ты.

Киреева. Глупости все это. А зачем же я тогда оставила себе девичью фамилию?

Любомиров. Чтоб моя фамилия не отпугивала от тебя ухажеров… А ну, сознавайся! Не завела себе тут поклонника?!

Киреева. Их тут столько в команде выздоравливающих… Одного трудно выбрать. А ты не обзавелся?..

Любомиров. Присматривался, да лучше тебя не встретил.

Киреева (смотрит с нежностью). А ты изменился, постарел за два года.

Любомиров. Зато ты цветешь. Молодец! Горжусь тобой.

Киреева. Кажется, вечность тебя не видела. И даже не верится, что мы встретились.

Любомиров. Письмо мое из госпиталя получила?

Киреева. Получила. (Печально.) Неужели ты не мог единственного сына своего не посылать на фронт? Достаточно нас двоих. Он же еще мальчик.

Любомиров (строго). Мы уже с тобой говорили об этом не раз. Война — народное бедствие. А у нас семья хирургов… Главный род медицинских войск на фронте. И он хирург…

Киреева. Но ведь будущий… Ох, жестокий ты человек… Бессердечный… (Нежно.) Как я по тебе соскучилась. И наконец вместе.

Любомиров. Кажется, в молодости не любил тебя так, не тосковал… (Осматривается.) Ну, как ты тут?.. Найду непорядок — попадет тебе.

Киреева. Не найдешь.

За сценой слышен голос Серафимы: «Возьмите носилки вдвоем!.. Вчетвером не пройдете!» Входит, пятясь, Серафима. За ней два знакомых нам санитара с медпункта Гаркуши осторожно вносят носилки. Раненый лежит лицом вниз, покрытый плащ-палаткой. Он изредка постанывает.