Читаем Горький хлеб истины полностью

Серафима. Они тащат его на носилках прямо с передовой. Больше двадцати километров.

Санитары с величайшей осторожностью ставят носилки на стол.

Киреева. Привезти не могли? Шутят, наверное. (Вдруг узнает в раненом Савинова.) Володя?! Лейтенант Савинов?!

Первыйсанитар (встает на пути Киреевой). Осторожно, доктор! Тут мина! А он без сознания. Но жив — донесли…

Киреева (поражена). Что за глупости?! Какая мина? Где?

Второйсанитар (устало). Немецкая. Из ротного миномета.

Первыйсанитар. Маленькая, как свеколка. Попала лейтенанту в бедро. Застряла и не разорвалась.

Второйсанитар. Трогать нельзя.

Любомиров (подходит к раненому. После минутного раздумья Серафиме.) Немедленно сюда пиротехника!

Серафима убегает.

Первыйсанитар. Поэтому и несли. В машине она бы при первом толчке бабахнула.

Любомиров осторожно щупает пульс на руке Савинова, открывает пальцем глаз.

Второйсанитар. Нам еще (указывает на Савинова) разведчики из его взвода помогли. Они там на улице.

Первыйсанитар. Лейтенант, когда был в сознании, говорил, что тут есть знаменитые хирурги — Ступаков и… Анна Ильинична Киреева.

Любомиров (к санитарам). Несите его в операционную. (Киреевой.) Готовь руки. И обнажай рану. К мине не прикасайся.

Санитары осторожно берут носилки с раненым, несут их вслед за Киреевой в соседнее операционное отделение. Там вспыхивает свет. На парусиновую стену четко проецируются тени. Мы видим, как раненого кладут на стол, как Киреева снимает с него плащ-палатку. Санитары на цыпочках выходят из операционного отделения и, пройдя перевязочную, покидают сцену. Любомиров, склонившись над умывальником, торопливо натирает стерильными щетками руки. Видно, как за парусиновой стенкой моет руки Киреева. Входят Серафима и лейтенант-пиротехник.

(Обливает раствором руки.) Посмотрите мину и сделайте заключение.

Пиротехник. Слушаюсь! (Уходит в операционную. Видна его тень, склонившаяся над операционным столом.)

Рядом с ним — Киреева. Она делает какие-то манипуляции.

Серафима (начинает всхлипывать, говорить сквозь слезы). В лесу под Смоленском… санитар дядя Коля… поднял такую мину, чтоб отнести в сторону от палаток… (Плачет громко.) Мина в руках… взорвалась.

Любомиров (вытирает руки салфеткой). Ничего не поделаешь… Солдата надо спасать…

Серафима. Он не солдат… Это гвардии лейтенант…

Любомиров. На операционном столе все солдаты!..

Входят Киреева и пиротехник.

Пиротехник. Товарищ генерал, мину трогать нельзя.

Любомиров. А что можно?

Пиротехник. Мина на «сносях»… Понимаете, при выстреле взрывное устройство приняло крайнее заднее положение… Теперь на боевом взводе. Мина не взорвалась случайно… Амортизация сыграла роль.

Любомиров. Все это теоретически. А практически?.. Какие есть шансы?.. И что бы ты сделал?

Пиротехник (растерянно). Я знаю, что мину трогать нельзя.

Любомиров. Ну, это теория.

Пиротехник. Ну, теория. А тронете — и взорвется… Это практика.

Любомиров. Солдата надо спасать… Тут тебе и теория и практика.

Пиротехник. Я отвечаю за мину…

Любомиров. А я за жизни… (Сурово.) Посмотрите, есть ли рядом щели в земле. Если удастся извлечь мину…

Серафима. Щелей кругом много!

Любомиров (пиротехнику). Тогда вы свободны! (Киреевой.) Аня, как рана?

Киреева. Кожу вокруг мины промыла и смазала йодом. Рану обложила стерильными салфетками. Ввела морфий и кофеин.

Любомиров. Пульс на голени и стопе прощупывается? (Надевает марлевую повязку.)

Киреева (смутилась). Извините… Не проверила. (Тоже надевает марлевую маску.)

Любомиров. Прошу всех удалиться.

Киреева (к Серафиме). Доложи начальнику госпиталя.

Серафима убегает.

Любомиров. Аня… А теперь уходи. Удались на безопасное расстояние.

Киреева. Товарищ генерал! О чем вы говорите?! Я ведущий хирург госпиталя… Приказать удалиться вам я не имею права… Но спасать здесь раненого — это моя работа.

Любомиров. Аня… Аннушка… милая… Ведь все может случиться… Зачем же вдвоем?.. Умоляю тебя… Это не женское дело… Ведь у нас еще сын…

Киреева. Алеша, нельзя тебе… Меня нетрудно заменить… Ты, может, один такой на весь фронт. Алеша… все будет хорошо. Я справлюсь… У меня руки не дрогнут. Уйди отсюда. Ну, прошу тебя, Лешенька… (В ее голосе звучит мольба. Она строго смотрит на Любомирова и идет в операционную.)

Любомиров медлит, смотрит ей вслед. Затем решительно направляется туда же.

Длительная пауза. На парусиновой стенке видны тени Любомирова и Киреевой, которые начинают операцию.

Затемнение.

Палатка Ступакова. Декорация без изменений. Ступаков стоит перед топографической картой и о чем-то размышляет. Потом подходит к столу и делает какую-то запись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии