Читаем Горькая судьбина полностью

Горькая судьбина

Бурмистр. Поблизости ему, ваше благородие, тут быть негде; он бы давно уж себя заявил. Я по первоначалу-то и ждал, что он либо селенье выжжет, либо над нами кем что сделает; а коли все благополучно, так наверняк надо полагать, что в Питер махнул: мало там разве беспашпортных-то проживает. Старуха, теща его, сказывала, что у него тысяча целковых в кармане было, с экими деньгами везде спокойно проживет; а ты вот за него мучься и отвечай. Только теперь на вашу милость и надежду мы полагаем, коли вы защитите и помилуете нас.

Стряпчий (ядовито). Нам тут много делать нечего – старше нас член есть. Губернаторских-то молокососов нынче этих развелось. Всю дорогу мне в тарантасе объяснял, как он тут всю подноготную выкапывать хочет.

Бурмистр. Позвольте, сделайте милость!.. Хошь, конечно, мы теперь точно мужики – народ необразованный, а все тоже маненько понимать можем так, что господин этот чиновник смешнеющий: другой день теперь изволит ходить и под окнами по избам подслушивать, как будто кто из вотчины может что про господина сказать. Вон и Сергей Васильич приказать мне изволили: «Поди, говорит, Калистрат, переговори с господином исправником и господином стряпчим, а что, говорит, с этим губернаторским чиновником я и дела никакого иметь не хочу – не стоит он того!»

Исправник. Сергею Васильичу хорошо на нас указывать, а тут как после что выдет, так он и в стороне.

Стряпчий. Мало еще, что в стороне, да первый еще тебя перед губернатором подлецом и взяточником и облает… Не с сего дня мы его знаем.

Бурмистр. Позвольте, ежели теперича таким манером, так Сергей Васильич и знать про то совершенно не должен: мне не то что как другому вотчино-начальнику, барину, что ли, докладывать, али с вотчины по грошам да по гривнам сбивать надо. Вон я сейчас полтораста целковых имею и представляю их. Делить только, дурак, не умею как, а деньги готовы. (Кладет торопливо из кармана на стол 150 целковых.)

Исправник. Брать-то бы еще, братец, пока не за что: ничего еще не сделали.

Бурмистр. Да это не то, что за дело какое-нибудь, а так только из уважения моего к вам… приношу и земно о том только кланяюсь, принять их и не побрезговать.

Исправник. Для чего брезговать – не поганые… (К стряпчему.) Берите, получайте, сколько вам следует.

Стряпчий (продолжая писать). Не знаю-с я, сколько мне, по-вашему, следует.

Исправник. Как же не знаете: всегда, кажется, с вами по-братски делили пополам, вот и тут 75 рублей ровно – берите… (Подвигает стряпчему деньги; тот проворно и молча сует их в жилеточный карман и снова продолжает писать.) Человечек уж – нечего сказать!.. (Обращаясь к бурмистру с ласковостью.) Да что барин-то в самом деле болен, али так?

Бурмистр. Оченно нездоровы! Горячка, сказывают… как тогда встревожились… слегли… все хуже и хуже… не знаем, и жив останется ли, – подлец и разбойник, что наделал… (Увидя входящего сотского с палкою и бляхою на груди.) Что те надо! Дурак! Лезет.

Сотский. Народ тамотка согнал.

Исправник (стряпчему). Давайте спрашивать пока: что ж нам его дожидаться-то.

Стряпчий. Спрашивайте.

Бурмистр. Со старухи Матрены, может, ваше благородие, изволите начать.

Исправник. Да хоть с Матрены.

Бурмистр (сотскому). Давай сюда Матрену.

Сотский уходит.

А насчет болтовни, ваше высокоблагородие, вы и опасаться не извольте. Сами можете увидать: у меня не то, что старшим всем на рот замки повешены, а какие малые ребята были, так я и тех всех велел верст за тридцать отседова увезти, чтобы лишнего не наболтали.

<p>Явление II</p>

Матрена, робко входя, а за ней и сотский.

Бурмистр. Подходи тут ближе!.. Что рыло-то уж больно в землю уткнула…

Матрена подходит.

Исправник. Как тебя зовут?

Матрена (то глядя на потолок, то себе на ноги). Ну, батюшко… Господи.

Исправник (повторяя). Как тебя зовут?

Бурмистр. Матреной, ваше высокородие, верно так-с, – извольте писать.

Исправник. Да точно ли?

Бурмистр. Точно так – помилуйте, станем ли обманывать; для чего это.

Стряпчий пишет.

Исправник. Сколько тебе от роду лет?