Горизонты нашей мечты

– Чмурсам типа тебя фасырить трули по курасам надо, а не свешаных сукер фапать, – сплюнул Май. – Каждый пухтень себя топыром галает, даже если крип по жизни. Тряй отсюда, крип, не твоя нынче прыха. А то проколешься ненароком о свой же хадзик, жижа выльется, сухим останешься.

– Ты чё, хрустатый, что ли? – удивился грабитель. – Драное тряпье вздрел? А ошейник где спустал?

– Где спустал, больше нет. С сяжки сойди, крип, пока не сдулся.

– Не, Частый, он верняком в праст ныкает, – подал голос один из грабителей. – Кустый больно.

– Ага, кустый, – согласился третий. – Да он тарный, куковать красно не тянет. Кольнуть его, чтобы не фыркал!

– Не, пусть тряет, – не согласился предводитель. – Ошейник у него стато кумарный. Фунты потом страмают по хупазе, страпер зафырят. Звоны вот ссыплет – и пусть тряет. Слышь, звоны ссыпай.

Он взмахнул лезвием ножа прямо перед глазами отшатнувшейся Миры. Она не поняла ни единой реплики, но чувствовала, что просто так их отпускать не собираются. И хорошо, если только ограбят! Ну, Май, ну, дурак!

– Значит, Атрибутом в смырлу соскусишь, – пожал плечами ее непутевый фертрат. – Задний край смыкаю: с сяжки сойди, крип. До трех кочемарю: раз, два…

– Эй, Частый! – раздался сзади новый голос, и Мира, дернувшись, прижалась к забору. – Че фрама корябишь? Не дзыкаешь, что ли, что он фрам в кудасаре?

Мужская фигура шагает мимо Миры вперед. В стремительно распрямляющейся руке – лезвие. Блеск стали сливается с отблеском луны на серебряно-золотом кубирине.

Май уже в стороне, изворачивается ужом. Левый кулак уперт в ладонь правой, левый локоть в развороте тела с хрустом врезается в лицо новому персонажу. Короткий всхрип – тело отлетает назад и медленно сползает по забору рядом с Мирой.

Трое в плащах, откинув капюшоны, синхронно шагают вперед, и Мира съеживается. Сейчас их наверняка начнут убивать. Почему госпожа Грампа не начала учить защите от ножа еще год назад?

Май скользит вперед – новый взблеск стали – мимо! – сложенные лодочками ладони с силой бьют по ушам предводителя шайки, колено врезается в пах – шаг назад – пинок пыром согнувшейся фигуре под подбородок – второе тело, нелепо взмахнув руками, опрокидывается назад. Май уже отступил к Мире – нырок к земле – блеск металла. Подхваченный нож-бабочка стремительно порхает у него в руках, перескакивая из одной в другую и чертя в воздухе лунные дуги – тихий шелест стали о сталь.

– Два – ноль, – нехорошей косой ухмылкой щерится Май и шагает вперед. – Кто из вас первый сдуется, крипы?

Лунный свет переливается у него между руками – лязгает металл о металл – две оставшиеся фигуры, переглянувшись, отступают на шаг – на два шага – на три – синхронно разворачиваются и растворяются в тенях.

И мертвая тишина, только слегка хрипит предводитель шайки, ворочаясь на земле.

Нет, не тишина. Из кабака по-прежнему доносится приглушенная музыка и голоса. Мира почувствовала, что ее бьет крупная дрожь.

– Май… – непослушными губами прошептала она.

– Первое окно разбили, – довольно сказал мальчишка. Он наклонился к без движения лежащему у забора мужчине и принялся сноровисто обхлопывать его карманы. – Теперь у нас есть два плаща и… опа, даже целых два кошеля. Кто же на дело с такими звонами ходит? Крип – он и есть крип. Держи, – он сдернул с тела плащ и кинул его Мире. – Надевай.

– Он… умер? – шепотом спросила та.

– Да просто без сознания, – отмахнулся Май, уже обшаривающий второго. – Попал я ему на редкость удачно, с первого удара вырубил. Не дергайся ты, придурок, – он коротко ударил предводителя шайки под ребра, – не стану я тебя протыкать. Звоны за науку и плащик ради светлого будущего… – в его карман перекочевал еще один кошель. – Все, хозяюшка, выходи из ступора. Пора сваливать.

Он подошел к Мире, почти силой заставил ее закутаться в слишком большой для нее грубый холщовый плащ, особое внимание уделив высокому вороту, а сам накинул второй.

– Нам туда, – он ткнул пальцем в кабак.

– Не хочу… – попыталась было упереться Мира, но ее уже снова тащили за руку.