Горящий Лабиринт

В последний раз я видел Герофилу… да, это было в 1509 году н. э. Я уговорил ее выйти из пещеры и в последний раз посетить Рим, где Микеланджело писал ее портрет на потолке Сикстинской капеллы. Вроде бы ее почитали за какое-то давнее смутное пророчество, в котором она предсказала рождение Иисуса из Назарета.

– Ну, не знаю, Майкл, – сказала Герофила, сидя рядом с ним на лесах и рассматривая неоконченный портрет. – Очень красиво, но руки у меня не такие… – она замолчала. – Одиннадцать букв, первая «м».

Микеланджело прижал кисть к губам:

– Мускулистые?

Герофила кивнула.

– Я исправлю это, – пообещал Микеланджело.

А потом Герофила вернулась в свою пещеру навсегда. Признаю, я упустил ее из виду. Я решил, что она исчезла, как и многие древние оракулы. А теперь оказалось, что она здесь. В Южной Калифорнии, в плену у Калигулы.

Все-таки мне стоило и дальше посылать ей букеты.

Я был невнимателен к ней и теперь должен был исправить свои ошибки. Герофила все еще была моим оракулом, как Рейчел Дэр в Лагере полукровок и дух несчастного Трофония в Индианаполисе. Даже если меня ждет ловушка, я не мог оставить ее, закованную в раскаленные кандалы, в комнате, залитой лавой. Мне стало казаться, что, может быть – только может быть, – Зевс был прав, когда отправил меня сюда разбираться со всеми бедами, причиной которых я стал.

Я тут же отмел эту мысль. Нет. Он наказал меня совершенно несправедливо. И все же брр! Что может быть хуже, чем признать правоту отца?!

Гроувер вез нас по северной части Лос-Анджелеса, через пробки, в которых мы ползли с той же скоростью, что и мысли Афины во время мозгового штурма.

Не подумайте, что я предвзято отношусь к Южной Калифорнии. Если забыть о пожарах, буром смоге[32], землетрясениях, угрозе затопления, жутких пробках, здесь есть и кое-что хорошее: музыкальная индустрия, пальмы, пляжи, погожие деньки, симпатичные люди. И все же я понимаю, почему Аид разместил главный вход в Подземный мир именно здесь. Лос-Анджелес притягивает людей, поглощенных желаниями, – сюда стекается множество мечтателей, грезящих о славе. Затем они терпят крах, умирают, а их души исчезают в небытии, затянутые в его воронку, словно вода, стекающая в трубу из раковины.

Видите? Я вполне беспристрастен!

Я то и дело поглядывал на небо, надеясь увидеть Лео Вальдеса, летящего на бронзовом драконе Фестусе. И чтобы он тащил за собой огромный баннер с надписью «ВСЁ ПУТЕМ!». Конечно, до новолуния оставалось еще два дня – но вдруг Лео уже успел завершить свою спасательную операцию? Тогда он мог бы приземлиться на автостраде, сообщить нам, что таинственная угроза, нависшая над Лагерем Юпитера, миновала. А затем приказать Фестусу испепелить стоящие впереди машины, чтобы мы двигались побыстрее.

Увы, бронзовый дракон над нами не парил, а если бы он и прилетел, мы вряд ли бы его заметили. Само небо было бронзового цвета.

Мы тухли на Тихоокеанском шоссе уже лет двадцать, и я решил поговорить:

– Гроувер, а ты лично знаком с Пайпер и Джейсоном?

Гроувер покачал головой:

– Это странно, понимаю. Они довольно давно в Южной Калифорнии, да и я тоже. Но из-за пожаров у меня ни на что не хватало времени. У Джейсона и Пайпер были квесты, учеба и другие дела. В общем, как-то не срослось. Но Тренер говорит, что они… милые.

Мне показалось, что вместо «милые» он хотел сказать что-то другое.

– Нам есть о чем беспокоиться? – спросил я.

Гроувер забарабанил пальцами по рулю:

– Ну… они многое пережили. Сначала искали Лео Вальдеса. Потом были другие квесты. А затем начались трудности у мистера Маклина.

Мэг оторвалась от плетения бугенвиллеи:

– У отца Пайпер?

Сатир кивнул:

– Он ведь известный актер. Тристан Маклин – знаете такого?

От радости у меня даже мурашки по спине побежали. Тристан Маклин был невозможно хорош в «Царе Спарты». И в фильме «Джейк Стил 2: Возвращение Стила». Для смертного у него просто обалденный пресс.

– И какие у него трудности? – поинтересовался я.

– Похоже, ты не читаешь светскую хронику, – сказал Гроувер.

Увы, так оно и было. Пока я был смертным, освобождал оракулов и сражался с римскими императорами, страдающими манией величия, у меня совсем не было времени следить за голливудскими слухами.

– Скандальное расставание? – предположил я. – Иск на установление отцовства? Какую-нибудь гадость в «Твиттере» написал?

– Не совсем, – ответил Гроувер. – Давайте просто… посмотрим, как идут дела, когда будем на месте. Может, не все так плохо.

Он сказал это таким тоном, как будто на самом деле думал, что все очень плохо.

В Малибу мы приехали к обеду. От голода и укачивания мой желудок выворачивало наизнанку. Я, который мог целыми днями летать в солнечной «Мазерати», укачался. Это Гроувер виноват. Он все время давил копытом на газ.

Однако наш «Пинто» не взорвался, и мы добрались до дома Маклинов без приключений.

Стоящий поодаль от извилистой дороги особняк на Оро-дель-Мар, 12, вплотную примыкал к скалистым утесам и был обращен окнами к Тихому океану. С улицы можно было разглядеть лишь покрытую белой штукатуркой стену, окружающую дом, кованые ворота и красную глиняную черепицу на крыше.