Горящий лабиринт

Рассчитывать на подмогу тоже не приходилось. Пайпер стонала; её пальцы подёргивались. Она была в лучшем случае в полубессознательном состоянии. Крест, хныча, пытался сжаться в клубочек, чтобы спрятаться от злобных крылатых сандалий.

Я поднялся с дивана, сжал руки в кулаки и заставил себя посмотреть Инцитату в глаза.

— Я всё ещё бог Аполлон, — предупредил я. — Я уже встретился с двумя императорами и победил обоих. Не испытывай меня, конь.

Инцитат фыркнул.

— Неважно, Лестер. Ты слабеешь. Мы за тобой приглядывали. В тебе едва что-то теплится. Так что прекращай тянуть лошадь за хвост.

— И как ты заставишь меня пойти с тобой? — поинтересовался я. — Ты не можешь схватить меня и забросить себе на спину. У тебя нет рук! Нет противостоящих больших пальцев! Вот в чём твоя роковая ошибка!

— Ну, я могу просто лягнуть тебя в лицо. Или…

Инцитат коротко заржал. Звук оказался похож на тот, каким подзывают собаку.

В комнате возникли Вах-Вах и двое его стражников.

— Вызывали, господин Жеребец?

Конь ухмыльнулся мне.

— Мне не нужны противостоящие большие пальцы, когда у меня есть слуги. Тупые, конечно, и приходится выжёвывать их из их же собственных стяжек…

— Господин Жеребец, — возразил Вах-Вах, — это была укулеле! Мы не могли…

— Загрузить их, — велел Инцитат, — пока у меня из-за вас не испортилось настроение.

Вах-Вах и его помощники забросили Пайпер ему на спину и заставили меня забраться туда же, затем они снова связали мне руки — на этот раз спереди, так что я по меньшей мере мог удерживать равновесие.

Наконец они поставили Креста на ноги, вернули крылатых хулиганов в коробку, связали Кресту руки стяжкой и погнали его перед нашей мрачной процессией. Мы поднялись на палубу, причём мне приходилось нагибаться перед каждой притолокой, а затем повторили уже знакомый нам путь по плавучему мосту из супер-яхт.

Инцитат не спеша цокал вперед. Каждый раз, когда мы проходили мимо наёмников или кого-то из экипажа, они опускались на колени и склоняли головы. Хотелось бы верить, что почести предназначались мне, но я подозревал, что они выражали почтение способности коня размозжить головы тех, кто не проявит достаточного уважения.

Крест споткнулся. Другой пандаи силой поставил его на ноги и подтолкнул вперёд. Пайпер всё время соскальзывала со спины Инцитата, но я как мог старался не дать ей упасть.

Один раз она пробормотала:

— И-а.

Что могло означать: «Спасибо», «Развяжи меня» или «Почему у меня во рту вкус подковы?».

Её клинок, Катоптрис, был совсем рядом. Я уставился на его рукоять, гадая, успею ли схватить его и освободиться или воткнуть его в шею коня.

— Я бы не стал, — сказал Инцитат.

Я замер.

— Что?

— Использовать нож. Это было бы глупо.

— Ты… ты мысли читаешь?

Конь всхрапнул.

— Не нуждаюсь в этом. Ты вообще представляешь, как много твоё тело сообщает тому, на чьей спине ты едешь?

— Я… не сказал бы, что опытен в таких делах.

— В любом случае я знаю, что ты замышлял. Так что не стоит. А то мне придется сбросить вас. Тогда ты и твоя девушка разобьёте головы и умрёте…

— Она не моя девушка!

— …а Большой К рассердится. Он хочет, чтобы вы умерли определенным образом.

— Ай, — живот отозвался той же болью, что и рёбра. Интересно, есть ли какое-то особенное название для морской болезни, которая появляется, когда едешь на лошади по кораблю. — Значит, когда ты сказал, что Калигула съест меня на завтрак…

— О, я не имел в виду буквально.

— Слава богам.

— Я имел в виду, что колдунья Медея закуёт тебя в цепи и освежует твою человеческую оболочку, чтобы извлечь остатки твоей божественной сущности. Тогда Калигула поглотит твою суть и суть Гелиоса, и станет новым богом солнца.

— О…

На меня накатила слабость. Я подозревал, что во мне осталось немножко божественной сущности — какая-то крохотная искорка прежней клёвости, позволявшая мне помнить, кто я и на что некогда был способен. Я не хотел лишаться этих остатков, особенно если эта процедура включала в себя свежевание. От такой мысли желудок мой взбунтовался, и я понадеялся, что Пайпер не обидится, если меня на неё вырвет.

— Ты… ты кажешься разумным конём, Инцитат, — сказал я. — Почему ты помогаешь кому-то настолько непостоянному и вероломному, как Калигула?

Инцитат издал негромкое ржание.

— Постоянный-шмостоянный. Мальчик слушает меня. Я ему нужен. Неважно, насколько злобным или непредсказуемым он кажется другим. Я могу контролировать его и использовать для того, чтобы продвигать свои дела. Я поставил на ту лошадку.

Он кажется, не замечал иронии в том, что лошадь ставит на лошадку. А ещё меня удивило, что у него есть свои дела. У большинства копытных всё более чем просто: еда, бег, ещё еда, хороший груминг. Повторить в желаемой последовательности.

— А Калигула знает, что ты его, э… используешь?

— Конечно! — воскликнул конь. — Малыш не дурак. Когда же он получит то, что хочет, ну… тогда наши дорожки разойдутся. Я намерен свергнуть человеческую расу и создать правительство из лошадей и для лошадей.

— Ты… что?

— Думаешь, лошадиное самоуправление бредовее мира, управляемого олимпийскими богами?

— Никогда об этом не думал.