Горящие сады

Ощущение оторванности, отделенности от всего, что понятно и мило, что огромно и неочерченно колышется в нем, как дыхание, живет в нем как чувство отечества, чувство непомерного целого, из которого он излетел, — это ощущение усилилось. Но вместе с ним возникло другое: оно, это целое, послало его к чужим рубежам, следит за ним, ждет и надеется. Он — как крохотная, оснащенная приборами капсула, упавшая в чужой грунт. И пока есть запас энергии, пока батареи полны — выпускать антенны и буры, нацеливать окуляры, вести репортаж об этом пограничном мосте с шаркающей восточной толпой, идущей над горным потоком. Босоногий, в плещущих шароварах мальчишка оглянулся, неся на спине тяжелый куль. Старик с трахомными веками, шатко ставя костлявые ноги, осторожно пронес ведро, сделанное из консервного жбана с полустертыми английскими буквами. Маленькая быстрая женщина в черной, волнуемой шагами чадре быстро прошла, протащив за руки двух чумазых кудрявых детей, отразивших Волкова в сияющих, навыкате, глазах. Пакистанские пограничники в красных фесках разглядывали его с той стороны, что*то говорили, кивали. К ним подошел офицер, и они, повинуясь неслышному приказу, поправили на плечах карабины, быстро прошли через площадь. Автобус у отеля поехал, сделал пыльный полукруг и двинулся на мост, медленно раздвигая толпу. Сквозь стекла автобуса осмотрели его десятки внимательных глаз. Шоссе уходило в глубь Пакистана, взбегало на холм и терялось и вновь возникало далеко на холмах, и на нем чуть заметной крохотной точкой катила машина. И там, за кромкой холмов, таилось то, зачем он сюда явился, зачем стоит на чужой земле вблизи от теплых морей. Миллиардный Китай шлет грузовые транспорты по Каракорумскому тракту, пузырится военный брезент, и раскосый шофер объезжает каменный оползень. Клубится Иран, воздев лазурь минаретов, рассылает мольбы и проклятья из священного города Кум. Выпаривает Персидский залив атомный флот США, «фантомы» со свистом взлетают над кромкой пустыни и моря, и пилоты в окуляры прицелов видят пенные следы кораблей, конструкции нефтеперегонных заводов. Пакистан собирает дивизии, строит доты, опорные пункты. Индия глядит воспаленно глазами каменных будд, гасит мятежи и волнения, варит сталь, добывает уран, идет по своим дорогам несметной босоногой толпой. Сквозь Ормузский пролив медленно ползут супертанкеры, волоча в своем чреве нефть, расплываясь одни на восток, в Японию, другие на запад, в Европу. А если оглянуться, где*то там, за хребтом Гиндукуша, за угрюмой печальной горой, откуда излетело прозрачное серебристое облако, там лежит его Родина, в великом напряжении сил колосит хлеба, рождает младенцев, хоронит своих стариков. И он, ее сын безымянный, ее малая часть, отделенная от великого целого, готов ей служить своей верой.

— Там, — замполит приблизился к Волкову и кивал в Пакистан, где офицер и два карабинера остановили кого*то в белой чалме и накидке, и Волков весь сжался: а вдруг схватили Навруза, и теперь его ожидают муки и гибель. — Капитан — афганец. Служил Дауд. Берет человек, один, два, кто ходит в Пакистан. Спрашивает, кто чего. Если годится, иди к нам работай. Иди террорист, лагерь. Обработка.