Горячие деньги

– Да, продолжайте, – тяжело сказал Малкольм. – Я попрошу Джойси, чтобы она наказала им всем отвечать на ваши вопросы. Она, похоже, способна убедить их делать все, чего она хочет.

«Скорее, убедить их делать то, чего они все хотят», – подумал я.

Норман Вест убрал записную книжку в карман и подвинулся на краешек кресла, собираясь встать.

– Прежде чем вы уйдете, – сказал я, – думаю, вам интересно будет узнать, что я спрашивал у телефонистки в кембриджской гостинице, звонил ли кто-нибудь, кроме вас, господину Малкольму Пемброку, который жил у них на прошлой неделе. Она сказала, что его спрашивали по крайней мере три раза, двое мужчин и одна женщина. Телефонистка так хорошо запомнила это, потому что ей показалось странным, что никто из абонентов не захотел поговорить с господином Пемброком или что-нибудь передать. Они только хотели знать, живет ли он в гостинице.

– Трое!!! – воскликнул Малкольм.

– Один из них, как мы знаем, господин Вест, – напомнил я. И сказал, обращаясь к Весту: – Учитывая это, не скажете ли вы, кто именно просил вас разыскать моего отца?

Он задумался.

– Я не знаю наверняка, которая госпожа Пемброк меня нанимала. Но… э-э-э… даже если узнаю в ходе расследования, боюсь, сэр, что все равно не смогу вам сообщить.

– Профессиональная этика, – сказал Малкольм, кивнув.

– Я предупреждал вас, сэр, – сказал мне сыщик, – о конфликте интересов.

– Да, конечно. Она уже заплатила вам? И на чеке не было никакого имени?

– Нет, сэр, еще не заплатила.

Он поднялся, и хотя даже отдаленно не напоминал Атланта, казалось, на плечи ему давила не меньшая тяжесть. Он с унылым видом пожал руку мне, потом Малкольму, и сказал, что будет сообщать нам о ходе расследования. Когда он ушел, Малкольм тяжело вздохнул и попросил налить ему еще виски.

– Ты не выпьешь со мной? – спросил он, когда я протянул ему стакан.

– Не хочется.

– Что ты думаешь об этом Весте?

– Староват он для такой работы.

– Ты сам слишком молод. А у него богатый опыт.

– В этом он не сравнится с женщинами семейства Пемброк.

Малкольм иронически улыбнулся.

– А кто сравнится?

Утром мы со всеми мыслимыми удобствами прилетели в Париж. В аэропорту нас встретил шикарный лимузин с водителем. Мы сели в машину и сразу же попали в автомобильную пробку, которая как единый организм с царственной медлительностью двигалась к Лонгшаму.

Французский ипподром, украшенный трепещущими флагами, казалось, с ненасытным аппетитом готов был проглотить tout le mondeСсылка3. Пройти напрямик через зрительские трибуны, где над толпой витали гортанные звуки и тяжелый запах чеснока, было невозможно.

Как выяснилось, к черному лимузину у Малкольма прилагалось приглашение во французский Жокейский клуб, пропуск во все закоулки ипподрома и роскошный обед вместе с совладельцем Блу Кланси, господином Рэмзи Осборном.

Рэмзи Осборн, сияющий joie de vivreСсылка4, сразу привлекавший к себе внимание, оказался необъятных размеров шестидесятилетним американцем, который возвышался над Малкольмом, как башня. Они сразу друг другу понравились и уже через каких-нибудь две минуты стали приятелями.

– Мой сын, Ян, – представил меня Малкольм.

– Приятно познакомиться. Это вы устроили нашу сделку? – Осборн энергично потряс мне руку. Глаза у него были светло-серые, взгляд ясный и открытый. – Сказать по правде, я собираюсь приобрести молоденького жеребчика и кобылку к следующей Классике, и выручка за половину Блу Кланси как раз пойдет на это.

– А если Блу Кланси выиграет Арку? – спросил я.

– Было бы отчего печалиться! – Он повернулся к Малкольму: – Какой у вас осмотрительный сын!

– Да уж. Осторожен, как астронавт, – отозвался Малкольм.

Осборн снова развернулся ко мне:

– В самом деле? А вы играете на скачках?

– Осмотрительно, сэр.

Он рассмеялся, но веселье его было не слишком искренним. Малкольм решительно нравился ему гораздо больше, чем я. Я оставил их сидеть вдвоем за столиком, удостоверился, что никакой убийца не проскользнет мимо дотошных охранников в элитную твердыню французского Жокейского клуба, а сам спустился на нижний этаж. Мне больше нравилось находиться поближе к месту действия.

Я уже бывал на скачках во Франции, когда работал помощником тренера, возившего своих лошадей через пролив так же беззаботно, как в Йорк. «Париж и Довилль ничуть не дальше», – говаривал он, отправляя меня из Эпсома в ближайший аэропорт, в Гэтвике, когда у него не было желания ехать самому. Поэтому я немного знал французские ипподромы и знал, где искать то, что мне нужно, – его неотъемлемую и самую важную часть, огромные трибуны, заполненные суетливыми и горластыми французскими любителями скачек.