Они согласно закивали головами, нахмурившись каждый на свой манер, и я скрылся в весовой и принялся отчаянно разыскивать какой-нибудь клочок бумаги и конверт.
Я написал Малкольму:
«Здесь собралась половина семейства. Их созвала Джойси. Ради Бога, оставайся там, где ты сейчас, не показывайся им на глаза и ожидай, пока я не приду и не заберу тебя».
Вложил записку в конверт, запечатал и надписал снаружи имя Малкольма. Потом разыскал служителя, достаточно опытного, чтобы найти на ипподроме нужного человека и передать письмо.
– Мой отец обедает сейчас в зале для распорядителей, – сказал я ему. – И очень важно, чтобы он как можно скорее получил эту записку.
Служитель сразу же ушел. Он сказал, что все равно собирался подняться в комнату обслуживающего персонала, так что сам отнесет записку. Я поблагодарил его, но моя тревога все еще не улеглась – Малкольм мог в любую минуту спуститься вниз и столкнуться лицом к лицу со всей толпой озлобленных родственников, готовых на него накинуться. Я вышел из весовой на солнечный свет и обнаружил, что все пятеро стоят, где я их оставил, и добросовестно меня ожидают.
– Я говорю, – сказала Дебс чуть насмешливо, – что в этом костюме ты смотришься просто потрясающе.
Дональд удивленно на нее уставился, и мне почему-то представилось, как он важно заявляет в своем гольф-клубе: «Мой брат, жокей-любитель…» Я отлично знал, что будь я профессиональным жокеем, Дональд изо всех сил старался бы это скрыть. Ужасный сноб! Но есть грехи и похуже.
Дебс, вторая жена Фердинанда, явилась на ипподром в черном кожаном пальто, затянутом на талии поясом. Светлые волосы спадали на плечи, на ногах – высокие ботинки на шнуровке. Веки были подведены пурпурным карандашом, на ногтях – такого же цвета лак. Куда и девалась воплощенная простота и невинность, которые я запечатлел на снимке год назад!
Фердинанд, на полголовы ниже своей жены, был сейчас как никогда сильно похож на Малкольма. Его снова мучила привычная нерешительность: он не мог понять, друг я ему сейчас или враг? Я приветливо улыбнулся Фердинанду и спросил, что подвигло его на эту поездку.
– Разные дела, – неубедительно объяснил он.
– Мы приехали сюда не для того, чтобы разговаривать о делах! – решительно отрезала Сирена. – Мы хотим знать, куда делся папочка.
Маленькая Сирена Малкольма, теперь выше него ростом, была одета сегодня в голубой матросский костюм с белыми оборками по вороту и на рукавах, на голове был белый шерстяной берет с помпоном на макушке, из-под которого почти не было видно коротко остриженных светлых волос. Сирена выглядела самое большее на шестнадцать, никак не на свои двадцать шесть. Истинный возраст проглядывал только в резкой холодности, с которой она ко мне обращалась, без малейших признаков дружелюбия.
Своим пронзительным девичьим голосом Сирена заявила:
– Мы хотим, чтобы он сейчас же выделил нам очень существенные суммы денег. А потом может убираться к черту, куда угодно.
Я прищурил глаза и спросил:
– Кто велел тебе это передать?
– Я сама! – надменно сказала она, потом, немного погодя, добавила: – Мамочка тоже. И Жервез.
Больше всего это было похоже на наглую самоуверенную манеру нашего брата Жервеза.
Дональд и Хелен с нескрываемым интересом выслушали это заявление. Фердинанд и Дебс, несомненно, это уже слышали.
– Жервез считает, что это наилучший выход, – кивнув, добавил Фердинанд.
Я очень сомневался, что Малкольм с этим согласится, но ответил только:
– Когда он мне в следующий раз позвонит, я ему передам.
– Но Джойси совершенно уверена, что ты знаешь, где он скрывается, – заметил Дональд.
– Вовсе не обязательно, – сказал я. – А вы знаете, что Люси и Эдвин тоже здесь?
Это мгновенно отвлекло их внимание, они завертели головами, надеясь отыскать Люси и ее мужа во все увеличивающейся толпе.
– Разве Джойси не сказала, что здесь сегодня должна собраться почти вся семья? – задал я вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
Фердинанд ответил, не поворачивая головы:
– Она сказала Сирене, что ты будешь здесь. И просила Сирену передать мне, что она и сделала. Вот мы и приехали вместе. Я не знал про Дональда и Хелен и про Люси с Эдвином. Наверное, Джойси хотела застать тебя врасплох.
Его взгляд мельком скользнул по моему лицу, оценивая впечатление. Не думаю, что он сумел заметить что-нибудь интересное. Джойси столько раз называла меня «дорогой мой», хотя чувства ее при этом были далеко не всегда добрыми, что я давно привык не обращать внимания на слова.
Так случилось, что Фердинанд стоял совсем рядом со мной.
Я неожиданно для себя самого наклонился к его уху и тихо спросил:
– Фердинанд, кто убил Мойру?