- Садись к столу, сейчас накрою поесть, - сказал Людвиг.
- Тише, разбудишь.
- Не, они за день умаялись, можно с пушки палить.
- Мне бы помыться - взмок, пока шел полем.
- Пойдем.
Дзержинский положил рубашку на подоконник, Людвиг полил водою из кружки ему на руки и, глядя, как мылся его товарищ, покачал головой:
- В шахту ты не лазаешь, а тощий, страх смотреть.
- Не тощий - жилистый, - заметил Дзержинский, - такие, как я, живут долго.
- Садись теперь, мамаша картошки наварила, рассыпчатая картошка. Не взыщи - мяса нет, деньги только завтра будут давать.
- Взыщу, - пообещал Дзержинский. - Какие новости?
- Плохие.
- Почему?
- Знаешь, я человек подневольный, а все равно спокойно не могу смотреть, сколько безобразий на руднике творится. Врут все друг дружке, начальник обманывает хозяина, тот - губернатора, а все вместе - нас. Иногда думаю, Юзеф, развяжи нам руки, позволь работать по-настоящему - горы б своротили, горы!
- Важно, что вы знаете, к а к надо делать. Когда революция победит, когда для себя станете работать, когда сами будете распределять труд и плату за него - вот тогда это ваше знание пригодится. Ты сказал - "плохие новости"... Это обычные новости, что хозяин платит не по правде, а для своей наживы. Я обеспокоился: может, аресты?
- Арестов пока не было. Но шпиков что-то много, ищут, нюхают, ведут р а з г о в о р ы в корчмах, щупают... Завтра, тем не менее, собираем комитет. В штольне - туда не подойти чужому. Я уже сказал Гембореку и Броньскому. Газета, конечно, помогает, только устали ждать люди, Юзеф, сколько времени обещаем: "Подымется народ рабочий, погонит хозяев да бюрократов", а он все молчит да молчит. А за границей дискуссии идут: кто прав - пролетариатчик, анархист, социал-демократ, эндек, пэпээс...
- Это что-то не туда, - сказал Дзержинский. - Во-первых, революцию нельзя ждать, Людвиг, ее приближать надо. Газетою, стачкой, вооруженной борьбой. Во-вторых, революцию можно делать только в том случае, если выработана доктрина - без этого получится бунт, темный бунт, и на голову рабочим сядет новая сволочь, воспользовавшись результатами нашей борьбы. Ладно, завтра в штольне поговорим. Раздай товарищам "Червоны Штандар" - пусть будут готовы к дискуссии.
Дзержинский обвел глазами собравшихся в шахте; быстрые блики пламени выхватывали из темноты лица шахтеров - белые глаза и белые зубы. Было слышно, как гулкая капель отсчитывала время.
- Вот так, товарищи, - откашлявшись, продолжил Дзержинский, - всякого рода разговоры о том, что мы, социал-демократы Польши, являющиеся отрядом общерусской социал-демократии, неправильно поступаем, выворачивая, как некоторые считают, наши внутренние болячки, нашу открытую полемику с товарищами из пэпээс на всеобщее обозрение, к радости, по словам Генриха, царских сатрапов, - не выдерживают никакой критики.
- Выдерживают критику, - откликнулся тот, кто, видно, и был Генрихом, очень даже выдерживают. Над нами смеются даже мастеровые из народных демократов: "Время начинать открытую борьбу за свободу, на баррикады пора, а вы теории разводите".