Горение (полностью)

- Мы уподобимся социалистам, - продолжал Дзержинский, заставляя себя говорить тихо и медленно. Он понимал, что если даст волю порыву - разыграются страсти, и он вынужден будет подчиниться воле большинства. - Суды, слежки, казни, кровь, террор - не наш метод. Если Гуровская провокатор "идейный", если она сама пришла - это одно дело, но коли юную девушку сломали, вынудили жандармы? Надо же думать реально - до тех пор, пока существуем мы, будет существовать охранка. Может быть, целесообразней быть воспитателями, чем карателями? Может быть, следует беспощадно и методично к а р а т ь тех, кто есть главное зло, - охранку? Я не убежден, что бывший народоволец Лев Тихомиров сам с т а л нынешним монархистом Тихомировым, - его к этому п р и в е л и. А жил он в Швейцарии. Кто привел? Каким образом? Сломали? На чем? Если мы убедимся до конца, что Гуровская служит охранке, наш долг заключается в том, чтобы дать ей возможность принести покаяние, открыв нам всю правду о своем падении. Если она откажется от этого - тогда мы публично оповестим о ее провокаторстве в социал-демократической прессе мира.

- Какими доказательствами это будет подтверждено? - осведомилась Люксембург.

- Неопровержимыми.

- У тебя есть такая возможность?

- Возможности пока нет, но я ее заполучу.

- Каким образом?

- Я начну и г р у.

- С кем?

- С заграничной русской агентурой, - ответил Дзержинский, как бы давая понять, что подробнее говорить он не готов.

- Товарищи, прежде чем приступим к голосованию, угодно ли будет выслушать мое мнение? - после короткой паузы спросила Люксембург. - Я должна согласиться с Юзефом. То, что предлагаете вы, идет от сердца, без раздумий о стратегии, то есть о будущем. То, на чем настаивает Юзеф, есть мнение человека, заглянувшего вперед, в то туманное далеко, что не каждому дано видеть. Юзеф прав: мы не можем повторять тактику наших социалистов или русских эсеров. В этом локальном эпизоде должна проявиться наша позиция - либо таинственный суд, казнь, которая позволит здешней полиции раздуть очередное дело об анархистах и пугать этим массы, либо же открытое, пренебрежительное, свидетельствующее о нашей силе, оповещение в печати: "Такой-то или такая-то состоит сотрудником охранки. Предупреждаем об этом всех товарищей по борьбе". Теперь прошу голосовать...

"Милостивый государь, Владимир Иванович! По полученным из департамента полиции (через Варшавскую охрану) данным нами был задержан по словесному портрету господин, долженствующий иметь в своем бауле нелегальную литературу, оружие и фальшивый паспорт. Задержанным оказался гражданин Северо-Американских Соединенных Штатов Джон И. Скотт, состоящий камердинером купца первой гильдии, почетного потомственного гражданина К. П. Николаева. Поскольку наших извинений г-ну Скотту было недостаточно, он отправил телеграфом протест в Посольство САСШ в С.-Петербурге, ввиду просроченного билета в купе первого класса, который мы не смогли оплатить из секретного фонда, не имея на то соответствующего приказания. Поскольку от нас затребовано объяснение по поводу происшедшего, прошу подтвердить Ваше указание на задержку означенного Джона И. Скотта, как подозреваемого.

Вашего высокоблагородия покорнейший слуга подполковник железнодорожной жандармерии

Р. Е. Засекин".

"Милостивый государь, Родион Евгеньевич!

К сожалению, не могу ответить на Ваше любезное письмо положительно, потому что никаких указаний на задержание гражданина САСШ Д. И. Скотта, ни я, ни мои сотрудники Вам не давали. В нашем циркуляре было обращено внимание Вашего высокоблагородия на необходимость ареста злоумышленника, а отнюдь не гражданина Северо-Американских Соединенных Штатов. Ввиду того, что настоящий злоумышленник сумел пересечь границы империи, а Вашими сотрудниками был задержан невиновный, я, к сожалению, не смогу ответить Вам в каком-то ином смысле, кроме как в том, какое имею честь отправить.

Полковник

В. И. Шевяков" 8

"Осведомительная служба" Гартинга была поставлена четко: как только в сферу ее внимания попадал человек, вхожий в круги революционной эмиграции, оказавшийся при этом в тяжелом положении, - неважно каком, моральном или финансовом, - срабатывала сигнальная система, и на "объект" интереса заводился формулярчик наблюдения. Сначала - проверка. (Однажды Гартинг месяц держал филеров на слежке, подвел к подозрительному человеку агентуру, те в поте лица, бедолаги, п р о щ у п ы в а л и его через эсеров и эсдеков, а оказалось, что работают с секретным сотрудником Московского охранного отделения, направленным на внедрение к боевикам, - бюрократическую машину где-то заело, не сообщили из Санкт-Петербурга вовремя, что с в о й едет.) После проверки, проводимой Гартингом дотошливо, шло письмо в Департамент полиции; иногда, впрочем, Аркадий Михайлович "разыгрывал покер" - письма в департамент с просьбой на санкцию не отправлял, а вербовал сам, если человек, у л о в л е н н ы й "штучниками", был особо интересен для него с точки зрения личной перспективы.