Горение (полностью)

Таким-то человеком - безденежным и мятущимся - и показался ему Мечислав Адольфович Лежинский, рабочий-каменщик, ныне "вольный слушатель" историко-филологического факультета, вращавшийся в кругах, близких к Люксембург. По сведениям агентуры, Лежинский был связан с Дзержинским, когда тот приезжал в Берлин к "Розе" из Королевства, Швейцарии или Австро-Венгрии, и дважды ездил к тому в Краков.

Лежинский был особенно интересен Гартингу еще потому, что Краков, как, собственно, и вся Галиция, "входил" в сферу работы его конкурента и давнего приятеля, заведующего заграничной балканской агентурою, статского советника Пустошкина Андрея Максимовича.

"Служба - службой, а табачок врозь" - эту присказку Гартинг часто повторял своим чиновникам: каждому, естественно, в отдельности, давая понять этим, что информация, вырванная "из клюва" коллеги по работе, ценна вдвойне, ибо свидетельствует о силе, сноровистости и смелости жандарма.

"Дружба - дружбой, а табачок врозь": пусть статский советник Пустошкин Андрей Максимович не обессудит, коли он, Гартинг Аркадий Михайлович, станет получать краковские данные от Лежинского, прямехонько через "товарища Юзефа", тут уж, что называется, "кто смел, тот и съел". Он, Гартинг, возражать не станет, если и Пустошкин исхитрится сыскать в Берлине ту агентуру, которая сможет "освещать" для него Балканы. Только не сможет он такую агентуру отыскать, потому как тихую жизнь любит, риска чурается, лень-матушка вперед него родилась.

Познакомившись с Лежинским, побеседовав с ним за чашкой кофе, Гартинг, который представился приват-доцентом, встречей остался доволен, ссудил молодого человека, оказавшегося действительно в тяжком финансовом положении, двадцатью пятью рублями и следующую встречу предложил провести дома - то есть на одной из четырех своих конспиративных квартир.

Лежинский согласился.

Угостив бывшего каменщика сигарой, Гартинг сказал прямо:

- Помимо научных занятий, коим я предан в первую голову, Мечислав Адольфович, мне приходится выполнять ряд заданий, связанных с практикой дипломатической разведки. Не согласились бы помогать мне?

- Не понимаю! - у Лежинского глаза на лоб полезли. - С какой разведкой? О чем вы?

- О том самом. Разведка - моя страсть, а наука, кантовская философия, скорей ее психологическая суть, приложимая к вопросам техники, - работа. "Все смешалось в бедной голове моей", - улыбнулся Гартинг. - Сто рублей в месяц я могу вам платить. Данные, которые меня интересуют, относятся к сфере ваших занятий: социал-демократия Польши, интерес, который проявляет к ней венский кабинет, с одной стороны, и двор кайзера - с другой.

Работал Гартинг виртуозно: он рисовал картину, захватывавшую дух, ставил задачу широкую, политическую, которая сразу-то и не ранит человека, защищает его от того, чтобы внутри себя близко увидеть страшное слово "предательство". Пусть человек сначала посчитает себя политиком, пусть. Важно, чтоб первые данные от него легли в сейф. Потом - просто, как по нотам: "Коготок увяз всей птичке пропасть". И рифмы бы вроде нет, корявая рифма, а сколько смысла в народной мудрости сокрыто?!

- А почему вы, собственно, решились внести мне такое предложение? спросил Лежинский. - Я ведь откажусь, Аркадий Михайлович.

- Нет. - Гартинг покачал головой. - Не откажетесь. Смысла нет. Я ж не в провокаторы вас зову, не к унизительному осведомительству. Я зову вас в дипломатию, без которой нельзя стать политиком. А вы - политик, прирожденный политик. Я прочитал стенографический отчет вашей речи во время реферата Каутского. Прекрасно! На вас кое-кто шикал. Еще лучше! С каких углов? Кто? Какие интересы стоят за этими шикунами?

- Ваши, - заметил Лежинский, - чьи ж еще...

- Отнюдь. Вы неправы, Мечислав Адольфович, сугубо неправы. "Ваши" - это понятие собирательное, то есть расчленяемое. Думаете, я не рассуждаю о будущем? Ого! Еще как рассуждаю! Считаете, что мое рассуждение идет в понтан с петербургскими рассуждениями? Ни в коем случае. Естественно, в столице есть люди, которые думают, как я, - иначе б не сидеть мне здесь. Но их пока мало. Растут еще только те, с которыми моим детям и вам - я-то свое пожил предстоит принять бремя ответственности за судьбу России. Поверьте слову, помочь прогрессу в стране может эволюция - все иное обречено на варварство и отсталость. Лучше помогать, состоя в наших рядах, чем дразнить медведя, как это делают большевисты, эсеры, ваши друзья польские эсдеки. Да, да, именно так: медведь терпит-терпит, а потом как поднимется на задние лапы, как шварканет когтями по мордасам - костей не соберете! Я приглашаю вас, социал-демократа, в наши ряды, и я знаю, на что иду: семя неистребимо, и линию вы будете гнуть свою - а она у вас, при всех шараханьях - разумная, справедливая. То-то и оно. Кто больше рискует - не знаю, но позволю высказать предположение, что больше рискую я.

- Вы, случаем, не тайный эсер? - поинтересовался Лежинский.