Читаем Горе побеждённым полностью

 - Что-что… Говорил, что допускаем гостей по записи без разбору, что не следим за пьяными.  Да мало ли ещё чего! Это всё – навет на наш клуб.

 - А какие слухи про Поливанова?

 - Здесь и вовсе дичь какая-то. Дескать, какой-то завсегдатай  клуба сел играть, просвистел фамильные драгоценности, послал доверенное лицо за ними, их привезли, положили на сукно, стали играть дальше, потом игроки что-то не поделили и передрались. В результате: двое раненых, один убит, драгоценности пропали.

 - Да, - крякнул Собакин. – У нас мастера эдакое наворотить. Что ж, будем спасать вашу замутнённую репутацию.

 - Ох, Вильям Яковлевич, только на вас и надежда. Помогите! И, чтоб без огласки, упаси Бог.

 - Постараемся, – сыщик обернулся к помощнику. – Так, Александр Прохорович?

 Ипатов кивнул.

 - Нам нужны полные имена и адреса всех, с кем в тот злосчастный день виделся и разговаривал Поливанов. С кем он был дружен тоже. Моего старшего помощника, господина Канделяброва надо будет пристроить к вам в клуб на службу, да так, чтобы он мог свободно передвигаться по всем помещениям и не вызывать к себе любопытства. Например, он может заменить заболевшего служащего или поступить на временную работу.

 - Хорошо, подумаем, что можно предпринять, – уже без энтузиазма ответил старшина. – Присылайте его ко мне.

 - И ещё… - немного помолчав, начал сыщик.

 - Не сомневайтесь, – перебил его Шандыбин. – Наш клуб умеет быть благодарным за оказанные ему  услуги такого высокого уровня, хотя вы можете и сами назначить цену.

 - Вы меня неправильно поняли, – усмехнулся Собакин. – Я хотел попросить вас показать вашу гостевую книгу за несколько месяцев.

                                                                     ***

   Все следующие дни, когда Ипатов приходил на службу, то заставал одну и ту же картину: из открытых дверей столовой слышался бурный  разговор двух родственников. Завтраки и обеды иногда заканчивались хлопаньем дверей то одной, то другой стороной, которая не выдерживала натиска противника. Спорили обо всём: о вере, о своих предках, о русской истории, о политике. Оба распалялись докрасна, особенно, отец Меркурий. Эта интеллектуальная вражда ничуть не мешала часа через два обоим Собакиным,  как ни в чём не бывало раскланиваться друг с другом и задушевно общаться до следующей непримиримой схватки.

 В этот раз голоса были слышны ещё в прихожей. Открыв дверь Ипатову, Канделябров только махнул рукой и поспешил в столовую.

 - Кто, я тебя спрашиваю, всю Россию-матушку поднял на дыбки да бабам отдал почитай  на семьдесят лет, а? По следам папеньки своего пошёл - Тишайшего. Так сказать, яблоко от яблони. Царь Алексей Михайлович  веру нашу православную расколом разломил надвое, а  сынок его анафемский довершил сие пагубное дело: силком утвердил церковную реформу , а чистую веру отцов наших загнал в подпол, - фальцетом вопил отец Меркурий.

 - Царь за свою жизнь сделал столько, сколько другие и не помыслят. А ошибок не совершает тот, кто, как известно, ничего не делает, – парировал Вильям Яковлевич.

  «Ага, – сообразил Ипатов. – Это они о Петре I».

 - Ты ещё скажи: «Лес рубят – щепки летят»,  – продолжал гнуть монах. - Только,  давай разберёмся, то ли он  со своим папенькой рубил и надо ли было это рубить.

 - Интересно послушать.

 - Начну с того, что многие петровские преобразования выросли из реформ его отца и старшего брата – Фёдора.  Возьмём известную байку о том, что только при Петре мы узнали о существовании западной культуры. Он, дескать, первый царь-западник. Чушь. Ещё в 1672-ом году царь Алексей поручил Артамону Матвееву  договориться с немецким пастором Иоганном Грегори  из Немецкой слободы, чтобы тот устроил европейский театр сначала в Преображенском, а потом и в Кремле.  Там царь пересмотрел все известные европейские пьесы.  Маленький Петруша и матушка-царица всегда присутствовали на этих спектаклях. С тех пор и начала подменяться вера – культурой, а  богослужение – зрелищами и развлечениями. Сначала это были спектакли на библейские темы, а  потом пошли всякие амурные безобразия. Сам Алексей Михайлович воспитывался своим родственником –  ярым поборником всего европейского, боярином Морозовым , предки которого были выходцами из Пруссии. Так что, в голову Петра Алексеевича не западным ветром надуло тягу ко всему иноземному, а собственным батюшкой.  Тишайший своим детям и учителей подбирал таких же взглядов. Главный из них - Симеон Полоцкий –  ученик иезуитов и враг истинного православия, а между нами говоря, и оккультист.

 - Что вы говорите? – встрепенутся Брюс. – Неужели при дворе православного царя  такое было возможно?

   - Как видишь. И не он один там был. А про Полоцкого я сам читал: «муж, исполненный разумом просвещения, знавший звёздное течение, кое наблюдал и многое рёк о России».

 - Где вы это прочитали?

 - В Чудове монастыре, куда был приставлен к синодальному архиву. Там рукописей неучтённых – тьма. Так о ком  я? О Полоцком. Есть запись, что он знал день зачатия царя Петра: в ночь на 11 августа 1671 года.

 - В числе 11 большая магическая сила, – кивнул Вильям Яковлевич.

Перейти на страницу:

Похожие книги