В этот патетический момент в кухню вплыла дородная тётка в одежде сестры милосердия и доложила:
- Барышня пришли в себя. Ежели угодно, можно зайти.
Мужчины бросились в гостевую, смотреть девицу.
Это была тоненькая девушка, с тёмными волосами, настороженными серыми глазками и чуть великоватым ртом на беленьком узком личике. Лёжа в кровати, она беспокойно переводила взгляд с одного вошедшего на другого, не видела в них знакомых, и всё больше пугалась.
«Не красавица», - расстроился Ипатов.
Поначалу он тешил себя мыслью, что явился спасителем прекрасной царевны.
«Пигалица, бровей нет, а рот - хоть завязочки пришей!», - досадовал он.
«Охти, Боже ж мой, детка какая! – умилился тем временем Канделябров. – Звёздочка. Как специально сделанная! Личико какое жалостливое. И верно Ипатов подметил – из благородных».
- Вы нас не опасайтесь, барышня, – заверил её Спиридон. – Если вам позволяет здоровье меня выслушать, то я сейчас расскажу, кто мы такие, и как вы сюда попали. А потом мы уйдём, и с вами останется только сестра Антонина.
Незнакомка немного успокоилась и кивнула в знак согласия. Канделябров придвинул стул поближе к кровати, уселся и начал говорить. Александр Прохорович стоял сзади и лишь изредка вставлял свои замечания в особо драматических местах спасения девушки.
Собакин вышел из спальни в половине двенадцатого. Тогда же и сели завтракать. Ели пуховую кашу из смоленской крупы на миндальном молоке с черносливом и орехами. Потом яйца и тамбовский окорок со слезой. Вильям Яковлевич был молчалив. О девушке докладывал старший помощник:
- Девицу зовут Екатериной Павловной Гурьевой. Приехала она в Москву из Вязьмы. Дворянского звания. Сирота. Отец – полковник в отставке, герой русско-турецкой войны, участвовал в штурме Плевны. Катерина – его единственный ребёнок. Он умер от старых ран, когда девочке было десять лет, а мать - три года назад, от чахотки. Родни никакой. Взяла её из милости какая-то вяземская вдова, из чиновниц. Жилось у ней не сладко. Понятное дело: не у папы с мамой. Когда этой зимой барышне исполнилось семнадцать, опекунша решила пристроить её замуж, чтобы с рук сбыть. Нашла вдовца – хозяина местной скотобойни. Жених уже две супруги в гроб вогнал, а теперь на девчонку польстился. Так ей и сказал: «Мала да без своих денег. Я из тебя верёвочку совью, какая мне требуется». А сам всё время пьяный. Короче: денег у неё сколько-то было, вышла она, в чём была, и на поезд в Москву – искать защиты. Надоумил её кто-то в Опекунский совет обратиться. Она нам с Ипатовым сказала, что семья её коренная, московская. А уехали они из города с матерью, когда та заболела, для воздуха. И, вроде бы, не безденежные её родители были, а концов нет. Как добралась до столицы – не помнит. Ей в поезде какая-то «сердобольная» тётка обещалась помочь, по голове гладила, сокрушалась на её сиротскую долю и дала что-то выпить. Дальше помнит плохо. Только то, что на вокзале эта самая тётка вывела её из поезда и предложила каким-то оборванцам. А, когда девочка хотела от них убежать, её ударили по голове до потери сознания.
Собакин повертел в руках кофейную ложечку.
- Ты ей веришь?
- Да, Господи, как себе, – заверил Канделябров. – Вы сами с ней поговорите и убедитесь.
- И что мы с ней станем делать? – раздражённо спросил Вильям Яковлевич. – У меня тут не приют для благородных девиц. Ты сам-то понимаешь, что ей здесь не место?
- Понимаю, очень даже понимаю, – вздохнул Спиридон, – но не выбрасывать же её на улицу? Сначала сами спасли, а потом на улицу выкидывать хотите, так, что-ли?
- Это не я её спасал, а вот этот защитник людей, – Собакин ткнул пальцем в помощника. – Заварил кашу и сидит – кофе пьёт со сливками. Что прикажете делать с вашей спящей царевной, Александр Прохорович?
Молодой человек не ожидал от начальника такого афронта и набычился.
- Вам жалко, да? Жалко, что бедняжка поживёт здесь, пока мы не узнаем всех её обстоятельств и не выправим ей документы.
- Кто это «мы», позвольте спросить? – полюбопытствовал Брюс. – С «Чёрным сердцем» полный провал – дело ушло из-под контроля. А вас заботит какая-то девица! На нас в суд могут подать за укрывательство несовершеннолетней!
- Денег надо дать её опекунше, чтобы она отдала её метрики и дело с концом, – настаивал Ипатов.
- Смотри, Кондратьич, как у нашего молодца всё просто получается. Научился руками разводить за моей широкой спиной и деньгами швыряться тоже, между прочим, моими.
Александр Прохорович стал красным, как рак.
- И пожалуйста. Всё, что потратите, можете удержать из моего жалованья. Буду работать бесплатно. А как у неё документы будут в порядке – увезу в Посад, к мамаше. Не пропадать же человеку на улице.
- Вы, Ипатов, небось, считаете себя благородным рыцарем? Утритесь – я на эту роль не претендую.
- Понимаю вашу иронию, Вильям Яковлевич, – с горечью в голосе ответил помощник. – Я своё место знаю и прекрасно понимаю, что именно благодаря вам мы смогли спасти эту девушку. И сейчас её судьба зависит тоже от вас.
- Простите, что перебиваю вас…