Читаем Гордый наш язык… полностью

Уже в академическом «Словаре русского языка» под Редакцией академика А. А. Шахматова (1912) это прилагательное отмечалось и с переносным значением: создающий основу для дальнейшей работы; основное значение (относящийся к конструкции) употреблялось во множестве других вариантов: конструктивистский, конструкторский, конструкционный. Слово же в новом — переносном — значении подобных вариантов никогда не имело. Оно вышло за пределы технической терминологии, стало важным и авторитетным и потому закрепило за собою именно эту форму прилагательного.

Понятие конструктивный пригодно, следовательно, и для того, чтобы лечь в основу нового плана, нового движения и т. д. Звучат пока такие сочетания непривычно, но в общем вполне приемлемы.

Что же касается слов позитивный и негативный, то они еще раньше расширили свои значения и сразу же вышли за пределы технического словоупотребления. Уже в словаре В. И. Даля негативный толкуется как отрицательный, а позитивный — как положительный по последствиям. Эти два слова пришли не из технического языка, а из языка социологии и философии.

Что общего у всех примеров? Придя из специального языка, они развивают переносные значения и тем самым включаются в «обычную», совсем не научную или техническую речь. Становятся русскими словами, которые знают многие. Против них возражают, с ними борются, как со словами, ненужными в обыденной речи или в художественном тексте. Однако они нужны, и притом — как слова русские: ведь переносные значения этих заимствованных слов отражают нашу потребность в подобных значениях.

<p>Скороход, сверхскоростной, ультрамобильный</p>

Сегодня из аэропортов разных стран вылетают сверхскоростные лайнеры; даже быстроходные в отношении к ним не скажешь. Вот что получается: потребовалось создать слово, которое могло бы выразить предельную для нашего времени быстроту, и тогда использовали старинное слово скорость, которое, конечно же, отложилось и в смысле слова скороход, сверхскоростной.

Однако скорости всё растут, и вот возникает слово, многим еще неизвестное; может быть — термин, может быть — так, просто добавка в словарный запас: ультрамобильный… Все не русское, никакого словесного образа, хотя обе части слова кажутся знакомыми, но основное здесь ультра (ultra) — латинское слово, которое значит сверх. Самая высшая степень возможного. Предел. Потолок. Ультрамобильный — наисверхподвижный.

Быстро, скоро или высоко в чем-то близки друг к другу и в древности сами означали высшие пределы человеческого разумения. В первом томе того же академического словаря (1895) высокодержавный, высокомудрый, высокомерный, высокопарный, высокопоставленный, высокородный и другие в том же роде означают предел человеческих отношений.

Только часть этих слов осталась в нашей речи, большинство исчезло; в словаре Ушакова через сорок лет по их образцу явились высоковольтный, высокообразованный, высокосортный, высококвалифицированный и другие. Тем не менее слов с прибавлением высоко становилось все меньше, потому что возникли новые двусоставные — с частицей сверх. В словаре Ушакова: сверхвысотный, сверхурочный, сверхштатный, сверхчувственный, сверхсрочный, сверхскоростной, сверхранний и другие с оценкой того, о чем речь.

В словаре Ушакова лишь три слова с ультра — и все термины: ультракрасный, ультрафиолетовый да ультрамариновый. В словаре Ожегова таких слов уже больше, но все они выглядят пока что заимствованными из других языков: ультраконсерватор, ультракороткие волны, ультразвук… Пусть и живут там, в специальном языке. Но увы! их все больше, они все шире заполоняют газеты: ультрамикроскопический, ультрамодерн, ультрамодный, ультраправые, ультрасовременность, ультраструктура, ультрановизна, ультрагородской, ультрафантастика… И если аэроплан 20-х годов, набирая скорость, превратился в самолет, а этот, в свою очередь, став сверхскоростным, вырос в лайнер, кто знает, может быть, лайнер, не довольствуясь привычным определением, принесет с собою и ультрамобильный?

То же возрастание скоростей и уровня взаимных отношений отмечено и в традиционных словах. В словаре 1895 года высокомощный — и выше ничего нет; у Ушакова — сверхмощный — и выше быть не могло; теперь встречается в газетах ультрамощный, и, видимо, на сегодня это пока предел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки