Гордость и предубеждение

— А как же — вчера была с отцом. Какой прелестный человек сэр Уильям — правда, господин Бингли? Какой светский! Какое благородство, какая непринужденность! Для каждого находит слова. Вот, по моему мненью, что такое хорошее воспитанье, а персоны, кои полагают себя страшно важными и рта притом не открывают, сильно ошибаются на сей счет.

— Шарлотта обедала с вами?

— Нет, ушла домой. Мне помстилось, ей надобно было проследить за пирогами. Лично я, господин Бингли, всегда держу слуг, которые умеют выполнять свою работу; мои дочери воспитаны иначе. Но всяк сам себе судья, а у Лукасов замечательные девочки, уверяю вас. Жалко, что некрасивые! Не то чтоб я думала, будто Шарлотта совсем уж дурнушка, — но она ведь наша близкая подруга.

— Мне она показалась очень приятной молодой дамою, — отвечал Бингли.

— Ой, ну конечно — однако согласитесь, она довольно невзрачна. Леди Лукас и сама об этом часто говорит, завидует мне, что Джейн такая красотка. Не хочу хвастать собственным ребенком, но Джейн — редко встретишь кого красивее. Все так говорят. Я-то что, я пристрастна. Когда ей минуло всего пятнадцать, один джентльмен в городе, у моего брата Гарднера, так ее полюбил, что невестка моя думала, он Джейн руку и сердце предложит еще до нашего отъезда. Но он тем не менее же ничего такого не сделал. Наверное, решил, что она слишком молода. Впрочем, он написал ей стихи — да еще какие красивые.

— Чем привязанность его и завершилась, — нетерпеливо вмешалась Элизабет. — Сколько нежных чувств преодолены были подобным манером. Интересно, кто первым открыл, сколь могущественна поэзия в изгнаньи любви!

— Я всегда полагал, что поэзия — пища для любви, — заметил Дарси.

— Благородной, крепкой, здоровой любви — возможно. Сильному все на пользу. Но я убеждена, что легкую, хилую склонность добрый сонет заморит до смерти.

Дарси лишь улыбнулся; в воцарившемся молчаньи Элизабет страшилась, как бы мать не явила свою ограниченность снова. Элизабет жаждала заговорить, но в голову ничего не приходило; после краткой паузы г-жа Беннет вновь принялась благодарить г-на Бингли за доброту к Джейн и извиняться за то, что свалила ему на голову еще и Лиззи. Г-н Бингли отвечал с неподдельной любезностью и младшую сестру свою также понудил любезно высказать все, что полагается к случаю. Та сыграла свою роль не слишком обходительно, однако г-жа Беннет была удовлетворена и вскоре велела подогнать экипаж. По этому сигналу вперед выступили две ее младшие дочери. Весь визит девочки перешептывались и в результате порешили, что младшей надлежит припомнить г-ну Бингли данное им сразу по приезде обещанье устроить в Незерфилде бал.

Лидия была крепкой высокой девочкой пятнадцати лет, цветом лица прекрасна, обликом добродушна — любимица матери, чья нежность рано вывела дочь в общество. Лидия обладала жизнерадостностью и некоей природной самоуверенностью, каковую вниманье офицеров, коих расположили к Лидии вкусные обеды ее дядюшки и ее собственная непринужденность, обратило в нахальство. Оттого Лидия весьма невозмутимо спросила г-на Бингли о бале и резко напомнила о его обещаньи, прибавив, что не сдержать слово будет наиприскорбнейшим в мире поступком. Ответ Бингли на сию внезапную атаку усладил уши г-жи Беннет:

— Уверяю вас, я готов хоть сейчас выполнить обещанное, и, когда ваша сестра поправится, можете назвать любой день. Но вы вряд ли пожелаете танцовать, пока она болеет.

Лидия объявила, что вполне удовлетворена:

— О да, гораздо лучше дождаться, пока Джейн станет лучше, — капитан Картер, скорее всего, как раз вернется в Меритон. — А когда вы дадите свой бал, — прибавила она, — я буду настаивать, чтоб они дали свой. Скажу полковнику Форстеру, что будет весьма жаль, коли он сего не устроит.

Засим г-жа Беннет с дочерьми отбыли, а Элизабет тотчас вернулась к Джейн, оставив свое поведенье и манеры своих родных на потребу злым языкам сестер Бингли и г-на Дарси; последнего, впрочем, так и не удалось принудить к порицанью Элизабет, невзирая на все остроты юной г-жи Бингли касательно прекрасных очей.

Глава X

День миновал манером, сходным с днем накануне. Г-жа Хёрст и юная г-жа Бингли несколько часов провели у постели болящей, каковая, хоть и медленно, поправлялась; вечером же Элизабет присоединилась к собранью в гостиной. Карточный столик, впрочем, не возник. Г-н Дарси писал, а юная г-жа Бингли, сидя подле него, наблюдала за продвиженьем его письма и то и дело взывала к его вниманью, передавая посланья его сестре. Г-н Хёрст и г-н Бингли составили партию в пикет, а г-жа Хёрст наблюдала за их игрою.

Элизабет углубилась в рукоделье и удовлетворительным образом развлекалась, наблюдая за тем, что происходило меж Дарси и его соседкою. Беспрестанные похвалы дамы касательно его почерка, ровности строк или длины письма в сочетании с решительным безразличьем, кое встречало сии комплименты, образовывали любопытный диалог и совершенно гармонировали с мненьем Элизабет относительно обоих.

— Как обрадуется такому письму юная госпожа Дарси! Г-н Дарси не отвечал.