Гордость и предубеждение

– Боюсь, что для меня это не станет большим утешением; и едва ли я так легко смогу отделаться от тех воспоминаний, которые в течение многих месяцев причиняли мне невероятные страдания. И уж тем более я никогда не смогу забыть ваш укор: «…если б вы вели себя как джентльмен». Это ваши слова. Произнося их тогда, вы, скорее всего, не догадывались о том, что они станут для меня настоящей пыткой; хотя, должен признаться, я и сам не сразу это понял.

– Я действительно не ожидала, что они так подействуют на вас и оставят в душе столь сильный отпечаток. Я даже не думала, что вы вообще их услышите.

– Я верю вам, ибо мне кажется, что в то время вы считали, будто я лишен возможности воспринимать все так, как это делают самые обычные, нормальные люди. Я даже помню, как вы изменились в лице, когда сказали, что я просто не в состоянии обратиться к вам настолько любезно, чтобы вы согласились уделить мне хотя бы минуту внимания.

– Ах, прошу вас, не повторяйте то, что я говорила. Теперь это уже ни к чему. Я и так извела себя упреками.

Мистер Дарси также упомянул свое письмо.

– Как быстро, – спросил он, – как скоро оно позволило вам составить обо мне лучшее мнение? Читая его, верили ли вы тому, что в нем было написано?

Элизабет объяснила, какое оно произвело на нее впечатление, и призналась в том, что постепенно она даже начала расставаться со всеми своими предрассудками.

– Я знал, – произнес он, – что это письмо должно будет причинить вам боль, но считал, что оно необходимо. Надеюсь, вы уничтожили его. В нем есть одна часть – начало, которое настолько ужасно, что, будь это в моих силах, я бы никогда не позволил вам прочитать его еще раз. Оно содержит такие выражения, которые обязательно заставят вас опять возненавидеть меня.

– Я, конечно же, сожгу письмо, если вы полагаете, что это так важно; однако, несмотря на то, что мы оба смогли убедиться в изменчивости моих взглядов, я готова заверить вас в том, что теперь они постоянны.

– Когда я садился за это письмо, – проговорил Дарси, – я думал, что совершенно спокоен, но сейчас понимаю, что писал его, находясь в пресквернейшем расположении духа.

– Пожалуй, вы начали его действительно несколько грубовато, но закончили совсем иначе. Ваше прощание, например, способно растрогать даже самое черствое сердце. Но давайте больше не будем говорить о письме. Чувства того, кто отправлял его, и той, что получала, теперь настолько отличны от прежних, что все былые недоразумения уже давно стоит предать забвению. Я хочу поделиться с вами своей философией: нужно вспоминать только то, что доставляет радость.

– Вряд ли я смогу принять это воззрение. Возможно, вы предпочитаете извлекать из прошлого одни лишь приятные воспоминания еще и потому, что многого не знаете. Со мной все обстоит несколько иначе. Я не в состоянии забыть то, что навсегда засело в моей памяти. Всю свою жизнь я был невероятно эгоистичным человеком. Мне с раннего детства рассказывали о том, что хорошо и что плохо; однако никто не объяснил мне, насколько важно также умение владеть собою. Меня обучили множеству правил, но ни одно из них не запрещало мне быть гордым и самонадеянным. К сожалению, я рос единственным ребенком в семье, и родители баловали меня. Будучи людьми крайне добрыми и великодушными, каким особенно являлся отец, они не только не препятствовали, но скорее способствовали тому, чтобы я стал эгоистичным и надменным, чтобы относился ко всем свысока, чтобы ценил прежде всего себя и презирал чувства других. Вот таким я рос; и таким бы и остался, если бы не вы, моя дорогая, любимая Элизабет. Вы не представляете, сколь многим я обязан вам. Вы преподали мне урок, жестокий на первый взгляд, но полезный. Именно вы поставили меня на место. Тогда, подходя к вам, я ничуть не сомневался, что получу ваше согласие. Вы же показали мне, насколько я жалок со своими претензиями на то, чтобы обладать любой понравившейся мне женщиной.

– А вы действительно считали, что я приму вас?

– Конечно. Мое тщеславие позволило мне убедить себя в том, что вы просто не можете не желать моих ухаживаний.

– Возможно, это я дала вам лишний повод так думать, но, поверьте мне, я действовала неумышленно. Я вовсе не хотела вводить вас в заблуждение. Как же вы, должно быть, возненавидели меня после того вечера!

– Возненавидел? Ни в коем случае. Разумеется, я очень разозлился, однако вскоре мой гнев был обращен на того, кто действительно его заслуживал.

– Мне ужасно неприятно, но я все-таки должна спросить вас, о чем вы подумали, увидев меня в Пемберли. Вы, наверное, рассердились на меня за то, что я приехала.

– Отнюдь. Я был просто удивлен.

– Но ваше удивление едва ли было сильнее моего, ибо я никак не ожидала, что вы будете со мной так любезны. Моя совесть подсказывала мне, что я этого не заслуживаю.