– Разумеется. Но речь моя, проникнутая горечью, является естественным следствием предубежденности. Есть у меня одна мысль, о которой я хотела бы с тобой посоветоваться. Мне надо узнать, следует ли рассказывать остальным нашим знакомым об истинном характере мистера Уикема.
Мисс Беннет немного помолчала, потом задумчиво проговорила:
– Боюсь, у нас нет причин поступить с ним так ужасно. А сама ты, что об этом думаешь?
– Мне кажется, не стоит пытаться этого делать. Мистер Дарси не дал мне полномочий придавать эту историю публичной огласке. Напротив, каждое слово, относящееся к его сестре, он просил меня хранить в молчании; а если я попытаюсь раскрыть людям глаза, не упоминая самого главного, кто поверит моим утверждениям? В обществе так сильно предубеждение против мистера Дарси, что половина языков в Меритоне скорее умрет, чем согласится признать достоинства этого джентльмена. В такой затее определенно нет ни капли разума. Уикем скоро уедет, и едва ли о нем станут долго вспоминать, а потому нет нужды ворошить прошлое, если сам исполнитель злодеяний для всей ветреной публики уже как бы мертв. Когда-нибудь весь этот ужас раскроется, и тогда мы сможем посмеяться над слепцами, не видевшими раньше очевидного. Но сейчас нам лучше об этом молчать.
– Ты совершенно права. Выставить его грехи на суд общества – значит разрушить всякие его надежды на будущее. Кто знает, быть может, сейчас он уже раскаялся и желает измениться. Нам нельзя ввергать его в отчаяние.
Страсти, бушевавшие в душе Элизабет, когда она завела разговор, теперь поутихли. Она избавилась от двух тайн, тяжким грузом давивших ее душу в течение двух долгих недель, а в лице Джейн она нашла благодарного исповедальника, готового вернуться к любому из этих волнений при первой же необходимости. Но оставалось еще кое-что, не дававшее ей покоя; однако раскрытию третей тайны препятствовали любовь, стыд и благоразумие. Она не посмела ни рассказать о второй половине письма, ни поведать сестре о том, как сильно и страстно была она еще совсем недавно любима. Судьба уготовила Лиззи жить с этим камнем на сердце; но она прекрасно понимала, что ничего, кроме предельной ясности между обоими влюбленными, не сможет снять с нее эту тяжесть. «В любом случае, – думала она про себя, – я просто рассказала бы ей то, что мог бы рассказать сам Бингли куда лучше меня. Но я вынуждена держать рот на замке, покуда страсти не улягутся за давностью времени».
Теперь, когда Элизабет вернулась домой, ей ничто не мешало на досуге понаблюдать за настроением Джейн: та была несчастлива и до сих пор в душе своей лелеяла любовь к Бингли. Не считая себя прежде влюбленной, она была предана тому всем своим нежным сердцем, да и ее возраст упреждал легкомыслие в чувствах; и она так ревностно хранила о нем память, так явно предпочитала его другим мужчинам, что все свои мысли, все свои чувства к друзьям Джейн сверяла с печалью непознанной любви, терзая сердце потерянным навсегда счастьем.
– Ну, Лиззи, – сказала однажды миссис Беннет, – каковы теперь твои мысли о печальном происшествии с Джейн? Со своей стороны я намерена никогда и ни с кем более это не обсуждать. Я так и сказала об этом сестре Филипс третьего дня. Кстати, мне все-таки не удалось выяснить у Джейн, виделась ли она с Бингли в Лондоне или нет. Ах, какой он недостойный, гадкий молодой человек! Мне кажется, теперь у Джейн не осталось ни малейшего шанса его добиться. В Меритоне ходят слухи, будто он не вернется в поместье даже летом. Я успела расспросить об этом всех, кто может быть в курсе событий.
– Я уверена, что он никогда более не поселится в Незерфилде.
– Отлично! Об этом пусть думает он сам. Никто из наших соседей и не желает его возвращения. Я не склонна менять свое мнение о том, что он совсем непорядочно обошелся с моей дочерью. На ее месте лично я не стала бы сидеть просто так, сложа руки. Единственное, что меня утешает, – это то, что Джейн непременно умрет от несчастной любви и тогда уже он пожалеет о своем злодеянии.
Элизабет не разделяла утешения матери, но сочла за благо промолчать.
– Ну, Лиззи, – продолжала та, не дожидаясь ответа, – значит, Коллинзы живут вполне прилично? Так, так, надеюсь, это у них надолго. И каков у них стол? Шарлотта, говорят, превосходная экономка. Если она даже вполовину столь сметлива, как ее мать, то должна изрядно экономить. Уверена, в их хозяйстве нет ничего необычного.
– Конечно, нет.
– Да уж, кто бы в том сомневался. Они-то из бюджета не выйдут. Они никогда не узнают, что такое нужда. Ну, да лишь бы им во благо! И, наверняка, как я полагаю, они частенько поговаривают о том, как бы половчее прибрать к рукам Лонгбурн после смерти твоего отца. Уверена, что они говорят об этом доме как о своем собственном.
– На эту тему при нас они не разговаривали.