Г-н Гарднер не писал, ожидая ответа от полковника Форстера, но и получив таковой, ничего приятного сообщить не смог. Никто не ведал ни о едином родственнике Уикэма, с коим тот поддерживал бы отношенья, и определенно было известно, что из близких его никого в живых нет. В прошлом знакомства его были многочисленны, но с тех пор, как он вступил в милиционный полк, ни с кем из них его, судя по всему, особая дружба не связывала. Таким образом, в качестве источника вестей о нем полковнику указать некого. А если учесть прискорбное финансовое состоянье, в коем находился Уикэм, у него имелись могущественные основанья соблюдать секретность и помимо страха пред роднею Лидии, ибо выяснилось, что он оставил карточные долги на весьма приличную сумму. Полковник Форстер полагал, что оплата всех его долгов в Брайтоне составит более тысячи фунтов. Уикэм задолжал в городе немало, однако его долги чести оказались еще более устрашающими. От семейства в Лонгборне г-н Гарднер сии подробности скрывать не тщился. Джейн выслушала их в ужасе.
— Игрок! — вскричала она. — Вот это неожиданность. Я и понятия не имела.
В своем письме г-н Гарднер прибавлял, что назавтра, в субботу, им следует ожидать возвращенья отца. Угнетенный безуспешностью всех поисков, он поддался на мольбы зятя возвратиться к семье, а тому предоставить делать все, что надлежит сделать ради дальнейших поисков. Услышав сие, г-жа Беннет возрадовалась менее, нежели ожидали ее дети, помня, как тревожилась она прежде за жизнь супруга.
— Как же это — приезжает домой без бедняжки Лидии! — вскричала она. — Ну разумеется, он пробудет в Лондоне, пока их не найдет. Коли господин Беннет уедет, кто будет драться с Уикэмом, дабы тот на ней женился?
Г-жа Гарднер уже затосковала по дому, а потому было уговорено, что она с детьми отправится в Лондон навстречу г-ну Беннету. Экипаж, таким образом, доставил ее к первой станции, а оттуда привез в Лонгборн хозяина.
Г-жа Гарднер отбыла в том же недоуменьи касательно Элизабет и ее дербиширского друга, что сопровождало ее из Дербишира в Лонгборн. Ни единого раза племянница не поминала его имени по доброй воле, и полунадежда г-жи Гарднер на то, что за Элизабет в Лонгборн следует письмо от него, пошла прахом. По возвращеньи Элизабет не получила ни единого письма, что могло бы адресоваться из Пемберли.
Нынешнее горестное состоянье семейства отменяло потребность в прочих поводах для унынья племянницы, а посему из такового достоверных выводов сделать не получалось, хотя Элизабет, коя к тому времени неплохо ознакомилась с собственными чувствами, ясно сознавала, что, не знай она никакого Дарси, она полегче снесла бы ужас позора Лидии. От пары бессонных ночей, рассуждала она, сие бы ее избавило.
Прибыв, г-н Беннет выказал характерную свою философическую невозмутимость. Беседовал по обыкновению мало, не поминал дела, кое погнало его в город, и лишь спустя некоторое время дочери его набрались храбрости о сем заговорить.
Лишь после обеда, когда г-н Беннет вышел к чаю, Элизабет рискнула завести сей разговор, и когда она кратко посочувствовала всему, что отцу пришлось пережить, тот отвечал:
— Ни слова об этом. Кому и страдать, как не мне? Сие — моих рук дело, и я должен это прочувствовать.
— Не корите себя слишком строго, — отвечала Элизабет.
— Предостерегай меня сколько угодно. Человеческая натура столь подвержена подобному злу! Нет, Лиззи, позволь мне хоть раз в жизни осознать, сколь я виноват. Я не страшусь, что впечатленье сие меня одолеет. Оно минует очень скоро.
— Вы полагаете, они в Лондоне?
— Да — где еще возможно сокрыться так успешно?
— А Лидия всегда хотела поехать в Лондон, — вставила Китти.
— Что ж, стало быть, она счастлива, — сухо отвечал ее отец, — и ее пребыванье там, очевидно, затянется.
После краткой паузы он продолжал:
— Лиззи, я не держу на тебя зла за то, что совет, кой ты дала мне в мае, оказался дельным, — если учесть итог, сие являет нам некое величье ума.
Их прервала старшая сестра Беннет, коя пришла, дабы отнести матери чай.
— Сия манифестация, — вскричал г-н Беннет, — весьма пользительна; какую изысканность придает она горю! На днях я поступлю так же: стану сидеть в библиотеке в ночном колпаке и халате и наижесточайшим манером затруднять всех; или, быть может, отложу сие, пока не сбежит Китти.
— Я не собираюсь сбегать, папа́, — огрызнулась Китти. — Если б я поехала в Брайтон, я бы вела себя получше Лидии.
— Ты? В Брайтон? Да я и за пятьдесят фунтов не пущу тебя дальше Истборна. Нет уж, Китти, я обжегся, и ты познаешь мою осмотрительность сполна. Более ни один офицер не войдет в мой дом и даже не ступит в деревню. Балы запрещены абсолютно, если ты не танцуешь с кем-нибудь из сестер. И ты шагу не ступишь за дверь, пока не докажешь, что способна всякий день разумным манером проводить десять минут кряду.
Приняв сии угрозы всерьез, Китти разрыдалась.
— Ну полно, полно, — молвил он, — не огорчайся. Если ближайшие десять лет будешь умницей, по их завершеньи я возьму тебя на парад.
Глава VII