Ира осталась у себя, а я нехотя пошла в злополучную комнату, где произошло убийство. Когда рядом находится человек, с которым можно поговорить, внимание рассеивается и страх исчезает, но едва останешься в одиночестве, как в голову начинают лезть чёрные мысли, воображение рисует кровавые картины и душой овладевает ужас. Искренне восхищаюсь людьми, которые спокойно укладываются спать в комнате, где только что лежал труп, выключают свет и полностью отвлекаются от действительности. Я на такое не способна и просидела всю ночь на диване при ярком свете, вздрагивая от малейшего шороха и испытывая неудержимое желание перейти в гостиную. Но от последнего меня удерживал стыд перед Ирой, из комнаты которой не доносилось ни звука. Так прошла ночь.
Утром приехал полицейский. Шум его машины привлёк моё внимание и разбудил Иру. Счастливая, она всю ночь крепко спала.
— Кто это? — зевая, спросила моя подруга.
Она вышла из своей комнаты и не потрудилась даже надеть халат, а может, хотела, как бы между прочим, похвастаться передо мной красивой ночной рубашкой.
— Прелесть, — сказала я.
— Хороший человек? — передёрнув плечами от лёгкого озноба, переспросила Ира.
— Не человек хороший, а рубашка прелесть, — уточнила я. — Человек, впрочем, тоже хороший. Он из полиции. Расследует наше дело… А кружева на груди очень к месту. Весьма, знаешь ли, пикантно… Говорит по-русски, хоть и с акцентом.
— Чем же он так хорош? — вяло поинтересовалась Ира. — Кружева меня и привлекли.
— Главное, что они сами по себе выглядят эффектно, — похвалила я. — Он высокий, красивый, кудрявый. Мне очень понравился.
— Значит, только должность оградит его от твоих издевательств, — сделала выпад Ира.
В кои-то веки мне понравился мужчина, а с этим не находит нужным считаться даже моя подруга.
— Когда сама его увидишь, согласишься со мной, — уверенно сказала я. — Его зовут Нильс Хансен. Душка-полицейский!
Прихожая огласилась сдержанными смешками, а между тем за дверью Хансен и горбун спорили по-датски. Ира стала переводить, показывая хорошее знание языка. К слову сказать, Нонна так и не выучилась свободно говорить по-датски, и весь её словарный запас сводился к наименованию продуктов, которые она покупала в магазине.
— Твой Душка хочет войти, а горбун его останавливает, — рассказывала Ира.
— Почему?
— Говорит, что мы устали за вчерашний вечер, поздно легли, а у тебя до утра горел свет. Горел?
— Он и сейчас горит, — вспомнила я.
— Так выключи его сейчас же: уже светло, — деловито велела Ира.
Я почти бегом исполнила её волю. Вероятно, не только в СНГ электроэнергия подорожала.
— Душка расспрашивает горбуна, не заметил ли он чего подозрительного вчера, когда ждал тебя перед дверью, и сегодня ночью. Горбун ничего не видел и не слышал, ни о чём не догадывался. Тебе не кажется это подозрительным?
— Не знаю, — сказала я. — А почему он обязательно должен был что-то заподозрить?
— Потому что он мне не нравится, и его появление здесь вчера всё-таки довольно странно.
— Он искал Мартина.
— С чего бы ему так о нём заботиться? Мало ли у Мартина баб? Позвонил бы тебе, убедился, что дома никого нет, и оставил тебя в покое. Зачем он приехал на этот раз? Может, ему самому от тебя что-нибудь нужно?
— Не болтай глупости! — рассердилась я. — О чём они говорят сейчас?
Ира прислушалась.
— Всё о том же. Хансену хочется к нам, а горбун стережёт наш покой.
— Может, пока он держит оборону, мы успеем выпить кофе? — предложила я.
Ире моя мысль показалась забавной.
— Иди одевайся, а я пока приготовлю завтрак, — сказала я. — Этих тоже придётся учесть.
Ира смешно сморщилась.
— Горбун нас так преданно охранял, что заслуживает чашки кофе. А если дать одному, то и второго пригласить придётся.
До чего же проигрывал Дружинин в сравнении с Хансеном! Он казался уродом-троллем рядом с красавцем-эльфом. Даже вчера это впечатление не было таким острым, а сегодня их невозможно было видеть вместе без того, чтобы невольно не найти в них две противоположности. Особенно невыгодно смотрелся горбун после ночи, проведённой в машине. Нет, костюм его не замялся безобразным образом и был по-прежнему элегантно прост, но побриться ему было бы не лишним, а то он казался угрюмее, чем был на самом деле.
Пока полицейский знакомился и разговаривал с хозяйкой дома, горбун подошёл ко мне и с трогательной заботой спросил, спокойно ли прошла ночь. Его доброжелательность вселила в меня надежду, что он ничего не знает о своём коварном двойнике, творящем зло в моей повести.
— Спасибо, вы нас хорошо охраняли, — ответила я, стыдясь признаться этому человеку без нервов, что всю ночь протряслась от страха.
Горбун внимательно смотрел на меня, и моя ложь не могла его обмануть, но он предпочёл не вдаваться в подробности и не указывать мне на то, что лёгкая синева под глазами и ярко выраженная бледность говорят о моих переживаниях яснее всяких слов.
Я отвечала Дружинину, а сама всё поглядывала на своего викинга, так что даже не заметила, когда именно горбун замолчал и ушёл в себя, по временам бросая пронзительные взгляды на меня и прямо-таки испепеляющие — на следователя.