Горбун

Хорошо, что я довольно сдержанна на язык и, когда онемевшие пальцы разжались и сумки более или менее плавно опустились на землю, из моих сомкнутых от напряжения уст не сорвалось ни единой жалобы или чего похуже. Передохнув, я снова взялась за свою ношу и, мысленно кляня себя за желание облегчить себе жизнь в дальнейшем путём отравления её в настоящем, неровной, спотыкающейся походкой пошла дальше. До страхов ли теперь? Домой, скорее домой, чтобы бросить на кухне эти проклятые сумки.

— Жанна, что вы делаете? — воскликнул горбун, появляясь на моём пути, словно по мановению волшебной палочки. Мои мучения разом прекратились и с избавлением от пригибающей книзу ноши появилась неземная лёгкость.

— Надо было сходить в магазин, — объяснила я. — А что?

— Вам ли носить такие тяжести?!

— А кому? — вызывающе спросила я.

Забота горбуна была очень приятным и неизведанным явлением, потому что кроме моего брата ещё ни один мужчина не пробовал взять на себя мою ношу. Хотя нет, пробовал. Один раз мне донёс сумку мой собственный начальник, сказав при этом, что она неподъёмная. А в сумке этой всего-навсего лежали книга, учебник, тетрадь, зонтик и пенал с ручками и карандашами.

— Могли бы сказать мне, — осуждающе напомнил о себе горбун.

Мне хотелось посмотреть, как хромой горбун потащит мои сумки, а он пока что держал их на весу, стоял и рассуждал о своей готовности исполнять мои желания. Стоять-то каждый может. А вот ты попробуй с ними походить.

— Советские женщины носят такие тяжести, какие мужчинам и не снились, — гордо сказала я. — К сожалению, нам приходится полагаться только на себя.

— "Есть женщины в русских селеньях…" — процитировал горбун, улыбаясь.

— Вот именно, — сухо сказала я. — И не только в русских. Вам не тяжело?

Горбун переложил обе сумки в одну руку и обычной походкой пошёл рядом со мной. Сильнее хромать он не стал, и не было заметно, что ему тяжело, поэтому едва ли он смог оценить мою способность таскать тяжёлые сумки, и немощным существом я ему вряд ли перестала казаться. Ладно, если есть желание, пусть мнит себя рыцарем. Донести разок девушке сумки до дому труда не представляет. А вот попробовал бы он постоять в очередях в советских магазинах!.. Сразу бы сдался.

— Никаких известий о Мартине? — спросила я без особой надежды.

— Нет. Но я, как видите, недалеко ушёл.

Не могу сказать, что общество горбуна вселяло в меня восторг, но оно и не было в тягость. Он как-то незаметно вошёл в мою жизнь и сразу стал чем-то привычным. Я, конечно, не могла с ним общаться как со своим сотрудником, тоже, кстати, Лёней, или доверительно беседовать, как с Ирой, но он не вызывал во мне чувства стеснения или неудобства, что тоже было очень важно.

При подходе к дому пришлось посторониться и пропустить машину.

— Ларс приехал, — безрадостно сказал горбун.

Писатель уже выходил из машины.

— Вы не одна, Жанна? — закричал он, помахав нам рукой. — Добрый день, Леонид. Знал бы, что вы здесь, не стал бы так спешить.

— А почему вы так спешили? — сумрачно спросил Дружинин.

В его голосе проскальзывало недовольство, и от этого он сразу потерял обаяние и сделался очень несимпатичным, напомнив мне моего собственного вымышленного горбуна и, как следствие, необходимость проверить, точно ли я припрятала тетрадь подальше, а то всякое бывает: один раз в неё не заглянули, а в другой — заглянут.

— Вы спрашиваете, почему спешил! — патетически вскричал Ларс. — Да я мчался, прямо-таки летел сюда, думал, что Жанна одна. Разве можно такую легкомысленную девушку оставлять одну?

— Легкомысленную? — не выдержала я. — Это я легкомысленная? Помилуйте, что вы такое говорите? Да я предусмотрительнее всех вас.

— Что касается закупки продуктов, то вы, действительно, предусмотрительны, — подтвердил горбун, перекладывая сумки в другую руку, но не позволяя себе поставить их на землю.

Я не сочла нужным замечать его реплику и держалась с холодным достоинством.

— Тогда кто же вчера забыл запереть дверь? — с отеческой улыбкой ехидно поинтересовался Ларс.

— Не знаю. Может, грабительница.

— А кто сегодня забыл закрыть окна? — обличал меня Ларс с чисто писательской проницательностью.

— Понятия не имею, — отрезала я. — Наверное, Ира.

— Не пора ли вернуться в дом? — не выдержал горбун.

Я решила придержать язык и не расспрашивать, устал он или не устал, а поскорее отперла дверь.

— Ужас, какая жара на улице! — пожаловался Ларс. — Пока мы стояли, я думал, что меня хватит удар. А Мартин так и не появлялся?

— Нет, — хмуро ответил горбун, относя сумки в кухню. — Раз вы остаётесь за сторожа, Ларс, я всё-таки поищу его.

Итак, я заимела сторожевого писателя. Может, удастся заставить его рассказать о своих книгах, настоящих и будущих?

— Приходите обедать, Леонид, — пригласила я горбуна, выступая в роли радушной хозяйки.

— С удовольствием, — ответил Дружинин.

Я ушла на кухню и там, поглядывая в окно, проследила, как горбун сначала решительно захромал прочь, но потом походка его становилась всё медленнее и, наконец, он остановился в раздумье и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, побрёл обратно.