Сама не знаю, как я оказалась в машине. Горбун занял место водителя и проехал несколько улиц и переулков, прежде чем заговорить.
— Наконец-то нам никто не помешает, — сказал он.
Внезапно во мне пробудился протест против моей жалкой роли жертвы. Если уж погибать, то не пресмыкаясь и не умоляя о пощаде, а гордо глядя убийце в глаза.
— В чём? — спросила я, сама удивляясь откуда-то взявшемуся спокойствию.
— Мне надо с вами поговорить.
— Говорите.
Горбун помолчал.
— Вы почти не спали ночью, — сказал он. — Читали?
— Поверните, пожалуйста, к дому, — попросила я.
Дружинин словно и не слышал.
— Надеюсь, вы читали повесть господина Якобсена? Или я напрасно её переводил?
— Можно подумать, что вы переводили её специально для меня.
— Специально для вас, — подтвердил Дружинин, чуть усмехнувшись. — Вы читали её?
Сейчас опять начнутся издевательские предложения обмена его повести на мою.
— Нет, не её.
— Жаль, — с досадой сказал горбун. — Никак мне не удаётся заставить вас учить английский. Даже таким изощрённым способом.
— Зачем мне учить английский? Чтобы поступить на совместное предприятие, которое через год прогорит?
— Вдруг вы захотите поехать в Англию? — спросил горбун.
— Может, мне заодно выучить итальянский, испанский, немецкий и французский? Буду разъезжать по всему миру.
Дружинин не улыбнулся, а наоборот, чуть ли не нахмурился.
— Я говорил только про английский язык и про Англию, — сказал он.
— А жаль. Неплохо было бы съездить на Фату-Хива.
— Вы, и правда, туда хотите или шутите? — заинтересовался горбун.
— Тур Хейердал очень интересно написал об этом острове.
Он засмеялся, как всегда не вовремя и не к месту. А может, это у меня не было повода веселиться.
— Я должен был догадаться, откуда у вас желание посетить Полинезийский архипелаг, — сказал он.
Дальне говорил преимущественно он, причём показал удивительную осведомлённость не только в путешествиях норвежского учёного, но и в путешествиях других наших современников. И память у него была превосходная. Он не отвлёк меня настолько, чтобы я забыла о том, что на машине меня везёт убийца, но всё-таки я слушала с удивительным в моём положении интересом.
— Но мы отвлеклись от темы, — прервал себя Дружинин. — Вы уже пытались читать мой перевод?
— Нет.
— А когда собираетесь попытаться?
Мне была противна игра, которую он с наслаждением вёл.
— Когда для этого появится возможность, — ответила я, имея в виду возврат тетради.
— Ну, раз вы не читали повесть господина Якобсена, значит, вы писали свою, — говорил горбун.
— Нет.
Я чувствовала себя очень неловко, неприятно, мучительно.
— Чем же вы были заняты?
Мне хотелось говорить ему гадости.
— Клопами и тараканами, — отчётливо проговорила я.
На всякий случай, во избежание беды. Дружинин снизил и без того невысокую скорость.
— Очень уж редких животных вы выбрали, Жанна, — засомневался он. — Для нас это экзотика. За ними пришлось бы ехать в СНГ.
Он, конечно, думал, что ответил очень остроумно, и я посрамлена, однако сильно ошибался.
— Вот уж жалость так жалость! — соболезнующим тоном сказала я. — Не ожидала, что в Дании нельзя достать книг таких всемирно известных писателей, как Маяковский и Чуковский.
Горбун свернул на обочину и затормозил.
— С вами опасно иметь дело, — отметил он, перестав смеяться. — Попадёшь в неловкое положение.
— И в аварию, — добавила я.
Мой убийца был неординарный человеком, потому что ему доставляло удовольствие шутить и смеяться со своей жертвой, вести интеллектуальные беседы, занимать её интересными рассказами, прежде чем завезти в пустынное место и прикончить. Но и жертва, смею надеяться, ему попалась не совсем обычная, потому что она поддерживала разговор и не ползала перед ним на коленях. Во мне оказалось столько гордости, что она заглушила даже ужас.
Вдруг горбун перестал смеяться, от его безмятежности не осталось и следа, он нажал на газ и быстро отъехал. Я огляделась и заметила, что из-за угла показалась какая-то машина. Мой похититель успел углядеть её вовремя и моментально исчез. Если по каким-то причинам он опасался этой машины, то вряд ли его обнаружили. Но что это была за машина? Моя жизнь должна была окончиться слишком скоро, чтобы стесняться задавать вопросы.
— Кто это?
Я не ожидала, что услышу ответ, но горбун равнодушно сказал:
— Господин Якобсен. Наверное, разыскивает вас.
— Почему же вы уехали? — спросила я.
— Не хочу, чтобы он вас разыскал. Но только не говорите мне, что ночью вы читали Маяковского.
— Тогда кого же? — хмуро спросила я, прикидывая, появится ли у меня возможность бежать.
— Сестёр Бронте или Джейн Остин, — ответил он.
Меня разозлило, что он так смело определяет круг моего чтения, тем более, что, окажись в библиотеке Иры эти книги, я бы, и правда, взяла какую-нибудь из них.
— Ошибаетесь, — сказала я.
— Совсем забыл спросить вас, Жанна, что за книгу вы купили перед тем, как вас чуть не сбила машина?