Горбун

Как мне надо было поступить? Звонить в полицию я не могла, боясь, что Хансена не окажется на месте, а объясняться с датчанами на русском языке было бы абсурдно. К тому же, я только сейчас окончательно поняла Ларса, который был почти уверен в том, что преступления совершал горбун, даже знал причину его ненависти к Ирине, но не мог поведать о своих подозрениях полиции, потому что не располагал ни единым фактом. А чем располагала я? Ну, допустим, вызову я полицию. А что скажу? Что шишечка повёрнута не так? Хорошо, если люди попадутся вежливые, а то меня и на смех могут поднять. Вот если бы быть уверенной в том, что вода в графине, действительно, отравлена, тогда никакого стыда я бы не почувствовала, даже если бы сперва все засмеялись. Я бы наслаждалась насмешками, упивалась бы ими, зная, что потом они сменятся удивлением и восхищением моей наблюдательностью. И что тогда? Кто проник в дом и подсыпал яд? Кто мог это сделать? Если отвлечься от ненависти горбуна к Ире, ещё не доказывающей, что он желает её смерти, сделать это мог кто угодно, потому что, налив воду в графин и уйдя за красками и замком, я оставила окно приоткрытым. Это во-первых. А во-вторых, горбун сейчас же укажет на то, что вчера утром, когда он знакомил меня со своим дядей, Ларс оставался около дома. Полиция должна быть объективной, и она будет тем более объективной, что не знает об отношениях горбуна с Ирой.

Мне оставался только один выход — позвонить Ларсу. Однако для этого требовалось выйти в прихожую и взять телефонную книгу, а при возбуждении, охватившем чёрное чудовище, решиться на это оказалось непросто.

Какое счастье, что Ларс был дома!

— Жанна? — воскликнул он. — Что с вами было? Я думал, что вас растерзал проклятый пёс, и позвонил Петеру. Вы застали меня дома совершенно случайно. Я уже должен был ехать к вам, но забыл ключ и вернулся. Что случилось?!

— Извините, Ларс, я испугалась собаки, когда она встала на задние лапы, и уронила телефон.

— Почему же вы не перезвонили?! — завопил датчанин.

Он был вправе сердиться, тем более, что я была так занята своими страхами, а потом красотой пса и, как следствие, рисованием, что совсем забыла позвонить.

— Если бы вы увидели Денди, вы бы меня поняли, — ответила я.

Понял меня Ларс или не понял, но он перестал кричать.

— Что же теперь делать? — спросил он. — Петер уже мчится к вам. Наверное, мне тоже надо приехать.

— Да, Ларс, приезжайте, пожалуйста, — попросила я. — У меня новость. Я только что заметила, что кто-то трогал графин. Наверное, вода теперь отравлена. Как бы сдать её на проверку?

— Почему вы думаете, что кто-то трогал графин? — недоверчиво спросил Ларс. — Он стоял не на том месте?

— Нет, на том, но крышка у него повёрнута не так, как поворачивала я.

Будь я на месте Ларса, я бы тоже потеряла дар речи от наблюдательности русской девицы. Откуда же ему было знать, сколько времени я вертела графин, чтобы добиться нужного светового эффекта, и сколько времени его рисовала, пока не заметила, что кто-то этот эффект нарушил.

— Вы уверены? — выдавил из себя писатель.

— Абсолютно!

— Жанна, когда эта история кончится, я опишу её в своей книге и там выражу всё восхищение, которого вы достойны.

— Выразите, пожалуйста, — согласилась я. — Только приезжайте скорее.

— Еду.

Первым, конечно, подоспел Петер и, увидев приоткрытую дверь, смело ринулся в дом, но тут же с воплем вылетел обратно, а Денди, с жутким рыком сделавший впечатляющий прыжок, приземлился на все четыре лапы на том же месте, с какого прыгнул.

— Is you alive, Peter? — крикнула я, перепугавшись не меньше датчанина.

Петеру только казалось, что он жив, но в меня его сомнения вселили уверенность. Последовавшие затем переговоры убедили примчавшегося мне на помощь гостя, что убрать собаку не в моих силах.

Потом подъехал Ларс, но, заранее предупреждённый о строгом нраве Денди и узнавший вдобавок о судьбе своего родственника, не стал входить и предложил вызвать полицию.

Вот тут-то, наконец, и прозвучал телефонный звонок, и приятный лживый голос горбуна осведомился о моём здоровье. Лучше бы Дружинин позвонил до моего последнего открытия, тогда я сумела бы разговаривать с ним непринуждённо, но сейчас я его боялась и ненавидела.

— Попросите, пожалуйста, мистера Чарльза, чтобы он приехал за своей собакой, — холодно сказала я.

— Что-нибудь случилось? — насторожился горбун. — Денди плохо себя ведёт?

— Он ведёт себя как хозяин, — рассердилась я. — Ходит за мной по пятам, не выпускает из дома, никого не впускает в дом…

— А кого он должен впустить? — спросил Дружинин.

— За дверью стоят Петер и Ларс, а ваш пёс рычит на них…

В ответ он рассмеялся так нагло, что я швырнула трубку, не дожидаясь окончания этого издевательства.

Больше горбун не звонил, но приехал довольно быстро, притом не один, а с дядей. В другое время я бы порадовалась за Денди, не скрывавшего, что он счастлив вернуться к хозяину, но теперь я лишь изо всех сил старалась сдержать клокотавшую во мне ярость, чтобы не обидеть ни в чём не повинного мистера Чарльза.