Горбовский

Когда все улеглись, Марина и Лев еще немного пошептались в тишине и темноте, так как их надувные матрасы лежали на полу недалеко друг от друга.

– Я люблю тебя, Лёва, – прошептала Спицына.

– И я тебя, Мариночка. Как ты?

– Волнуюсь.

– И я, – признался Горбовский.

Марина не помнит, говорили ли они еще о чем-нибудь, прежде чем она отключилась.

Лев Семенович разбудил всех очень рано, почти в шесть утра. Он уже успел наведаться к Кравецу и притащить в секцию целую коробку еды. Наскоро позавтракав, ученые отправились в бункер.

– Я уже отдал Кравецу список сокращенного штата. Оставил пятьдесят шесть человек. Провианта хватит, запрос на биокостюмы тоже снизился. Он сейчас проводит совещание, огласит список. Остальных эвакуируют к их семьям. А мы должны работать, и как можно усерднее.

– Во сколько ты встал? – спросила Марина.

– В четыре, – ответил Лев. – Выспался.

На самом деле он слишком переживал, чтобы спать, к тому же ощущал на себе вину, что так и не уделил внимания взятым вчера вторичным биообразцам. Эти данные могли дать важную информацию о вирусе.

Естественно, Гаев не вернулся. Все знали, что так и будет, но его отсутствие страшно угнетало вирусологов. Пожалуй, до конца никто так и не верил в случившееся накануне. Несмотря ни на что, без Славы, как без значимой части коллектива, всё было по-другому. Мрачно и безысходно. Всякая мысль о раскрытой тайне повергала в смятение. Вирусологи были печальны и апатичны. Каждый из них словно потерял смысл. Оборвалась крепкая рабочая связь, отрубили привязанность к человеку. Создавалось всеобщее впечатление, будто Гаев неожиданно умер. Умер для всех. О нем не говорили и старались не вспоминать. Никто не знал, где он сейчас и как обстоят его дела.

Инфицированные были живы, но, как и предполагал Горбовский, выглядели крайне изможденно. Почти непрерывно они сухо кашляли, еле-еле передвигались, ничего не ели, только пили. За ночь их лица страшно осунулись, кожа пожелтела и обвисла. Шея каждого была окольцована крупным ожерельем из темно-зеленых пятен. Они почти не могли говорить от потери сил. Они сообщили, что не могли спать ночью из-за кашля и болей в диафрагме. Выглядели они как люди с последней стадией рака. Вирус прекрасно чувствовал себя в побежденном организме, болезнь прогрессировала прямо на глазах, отнимая у людей последние силы.

Хуже всех выглядел и чувствовал себя маленький Егор. Он лежал без движения, содрогаясь всем телом от кашля, смотрел в стену невидящим взглядом. Увидев эту картину, Спицына подумала, что этот мальчик, скорее всего, не питает уже никаких надежд, в отличие от взрослых. Девушка присела к нему и погладила по голове, пока Лев и остальные занимались Катей и Артуром Михайловичем.

– Привет, дружок. Как ты?

Мальчик поднял щенячий взгляд, полный боли. У Спицыной сжалось сердце. Как же невыносимо тяжело, подумала она, быть вирусологом. А если бы на месте этого мальчишки, совершенно чужого мне ребенка, был кто-то из близких? Кто-то, кого я очень люблю. Если бы это был Лев, что бы я сейчас ощущала? Во сколько тысяч раз увеличилась бы моя боль?.. Девушка взмолилась, чтобы ей никогда не довелось испытать этого, и нежно погладила Егора по голове.

– Я умру, тётя Марина, – сказал мальчик с легкой вопросительной интонацией. Скорее он утверждал, чем спрашивал.

– Нет, Егорка, что ты такое говоришь, – стиснув зубы, улыбнулась девушка. – Никто не умрет. Мы вас вылечим.

– Тёть Марин, я знаю, что это не так. Вы просто не хотите, чтобы мы расстроились, поэтому не говорите нам правду.

– Егор… – у нее разрывалось сердце.

– Мы с Катей и дядей Артуром говорили об этом. Они тоже так считают. Я понимаю, что это правда, хоть мне и мало лет. Если это нельзя вылечить, то я и сам хочу умереть, потому что это очень больно и страшно. И я так не могу больше. Мне только жаль, что я не увижу в последний раз своих родителей и друзей.

Выговорив это очень серьезным голосом, мальчик снова устремил глаза вникуда, и Марина не могла ничего из себя выдавить. Она восхищалась бесстрашием этого ребенка перед лицом смерти, бесстрашием и смирением.

Значит, они обо всем догадались сами. Вероятно, они даже чувствуют, что это произойдет очень скоро. Вирусологи изначально знали, что к ним доставят неизлечимо больных, и почему-то чувствовали себя виновными в этом. Девушка, пожилой мужчина и мальчик. Все они могли бы еще пожить, но им просто не повезло… Если бы только была хоть микроскопическая возможность спасти их! Но ее нет.

Когда Горбовский еще раз взял кровь у зараженных, оказалось, что она приобрела блекло-алый оттенок и мало уже была похожа на нормальную кровь. Исследование в микроскоп показало, что количество кровяных телец снизилось до минимума. Самым ужасным было то, с какой скоростью это случилось – вирусу потребовалась ночь.

– Я думаю, самый слабый скончается сегодня к вечеру, – дал прогноз Горбовский. Голос его был очень спокоен, будто он говорил не о людях. Но Марина знала, что этот тон вовсе не означает безразличие. Наоборот.