Чарльз Джон Гаффам Диккенс (англ. Charles John Huffam Dickens; 1812–1870) — выдающийся английский писатель XIX века. Самый популярный англоязычный писатель при жизни, он и в наше время имеет репутацию классика мировой литературы, одного из крупнейших прозаиков XIX века. Творчество Диккенса относят к вершинам реализма, но в его романах отразились и сентиментальное, и сказочное начало. Самые знаменитые романы Диккенса (печатались отдельными выпусками с продолжением): «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Оливер Твист», «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды», «Повесть о двух городах».
Проза / Классическая проза18+Ч. ДИККЕНСЪ
Гораціо Спаркинсъ
— Послушай, душа моя, въ послднемъ собраніи въ клуб я замтила, что онъ очень внимателенъ къ Терез, говорила мистриссъ Малдертонъ, обращаясь къ своему супругу, который, посл дневныхъ трудовъ своихъ въ Сити, сидлъ со стаканомъ портвейна передъ каминомъ, положивъ ноги на ршотку и прикрывъ голову шолковымь носовымъ платкомъ: — даже очень былъ внимателенъ, и я опять-таки скажу, что къ нему нужно быть какъ можно снисходительне. Его непремнно должно пригласить сюда къ обду.
— Кого же это? спросилъ мистеръ Малдертонъ.
— Помилуй, другъ мой, неужели ты не знаешь, про кого я говорю? про молодого человка, съ черными бакенбардами и въ бломъ галстух, который только что вступилъ въ наше собраніе, и о которомъ теперь говорятъ вс двицы. Ну, вотъ такой еще молодой…. Ахъ, Боже мой, какъ бишь его зовутъ? — Маріанна, какъ его зовутъ? продолжала мистриссъ Малдертонъ, обращаясь къ младшей дочери, которая вязала кошелекъ и старалась казаться сантиментальною.
— Мистеръ Гораціо Спаркинсъ, отвчала миссъ Маріанна, съ глубокимъ вздохомъ.
— Ахъ, да! теперь я помню: дйствительно, Гораціо Спаркинсъ, сказала мистриссъ Малдертонъ. — Признаюсь, я еще ни разу не встрчала такого молодого джентльмена. Въ прекрасномъ своемъ фрак онъ похожъ былъ на…. на….
— На принца Леопольда, ма! столько благородства, столько чувства! подсказала миссъ Маріанна, голосомъ, въ которомъ выражалось изступленное восхищеніе.
— Вспомни, мой другъ, сказала мистриссъ Малдертонъ: — вдь Терез теперь двадцать-восемь лтъ, — а это весьма важное обстоятельство; согласись, что нужно же наконецъ принимать какія нибудь мры.
Миссъ Тереза Малдертонъ была небольшая, довольно полная, съ розовыми щочками двица; она имла добрый нравъ, но, несмотря на то, судьба обходила ее, хотя надобно отдать ей справедливость, несчастіе происходило не отъ недостатка постоянства съ ея стороны. Тщотно старалась она кокетничать десять лтъ сряду; тщетно мистеръ и мистриссъ Малдертонъ старались поддерживать обширное знакомство между молодыми, выгодными холостяками Камбервелла и даже Вандсворта: счастіе, какъ будто въ насмшку, убгало отъ прекрасной миссъ Малдертонъ.
— Я вполн уврена, что ты полюбишь его, продолжала мистриссъ Малдертонъ. — Онъ такой милый, любезный, благородный человкъ!
— И какой умница! сказала миссъ Маріанна.
— И какъ говоритъ очаровательно! прибавила миссъ Тереза.
— Онъ очень уважаетъ тебя, мой другъ, сказала мистриссъ Малдертонъ своему супругу, самымъ откровеннымъ тономъ.
Мистеръ Малдертонъ прокашлялся и посмотрлъ на огонь.
— И мн кажется, что ему очень пріятно находиться въ обществ папа, сказала миссъ Маріанна.
— Безъ сомннія, отозвалась миссъ Тереза.
— Онъ самъ откровенно признался мн въ этомъ, замтила мистриссъ Малдертонъ.
— Ну, хорошо, хорошо, возразилъ мистеръ Малдертонъ, съ самодовольнымъ видомъ: — если увижу его завтра въ собраніи, то, можетъ быть, и приглашу къ себ. Вроятно, онъ знаетъ, что мы живемъ въ Дубовой Хижин, въ Камбервелл?
— Конечно, знаетъ! знаетъ такъ же, что ты держишь экипажъ.
— Посмотримъ, сказалъ мистеръ Малдертонъ, собираясь заснуть: — посмотримъ.
Мистеръ Малдертонъ былъ человкъ, котораго вс понятія ограничивались газетою «Ллойдъ», Биржей, Индйской Компаніей и Банкомъ. Нсколько удачныхъ спекуляцій возвысили его изъ неизвстности и бдности. Вмст съ увеличеніемъ средствъ къ существованію понятія о самомъ себ и о своемъ семейств принимали въ его ум весьма обширные размры, какъ и всегда кто бываетъ при подобныхъ случаяхъ. Въ подражаніе высшему кругу общества, они предавались требованіямъ моды, вкуса и другихъ дурачествъ и обнаруживали приличный ужасъ ко всему, что только имло хотя бы приблизительное сходство съ низкимъ. Онъ былъ гостепріименъ изъ тщеславія, непросвщенъ отъ невжества и глупъ отъ высокомрія. Эгоизмъ и желаніе выказать себя заставляли его держать превосходный столъ; а превосходный столъ привлекалъ къ нему множество гостей. За столомъ у себя онъ любилъ видть умныхъ людей, или людей, которыхъ он считалъ за умныхъ, но не терплъ такъ называемыхъ «острыхъ малыхъ». Вроятно, онъ питалъ къ острякамъ непріязненное чувство въ угоду двумъ своимъ сыновьямъ, который въ этомъ отношеніи не приводили въ затрудненіе своего почтеннаго родителя. Семейство его непремнно старалось длать знакомства и связи въ сфер высшей противъ той, въ которой они сами обращались; и однимъ изъ неизбжныхъ слдствій этого желанія, а также и совершеннаго незнанія свта за предлами собственнаго ихъ маленькаго кружка, было то, что всякій, кто только имлъ хотя малйшее притязаніе на знакомство съ людьми высшаго сословія, имлъ врный доступъ къ столу въ Дубовой Хижин, въ Камбервелл.