Родиться однояйцевыми близняшками выгодно по многим причинам: во-первых, можно дурачить школьных учителей и мальчиков, во-вторых, сестрам-близнецам гарантировано повышенное внимание мужского пола, даже если по отдельности каждая не представляет особого интереса, в-третьих, сестры-близнецы имеют неограниченные возможности для шекспировской интриги в случае знакомства с такими же близнецами-мужчинами. А с одним молодым человеком разве нет возможности для необычного флирта?
— Ну и кого ты вчера провожал?
Михаэль внимательно оглядел обеих.
Абсолютное сходство. Поразительно! Ни одной черты, ни одной детали, за которую можно было бы зацепиться. Неразличимы по тембру голоса. Одинаковые прически, халаты и тапочки.
— Вы, знаете, девочки, вы так похожи, что я не вижу необходимости в строгой дифференциации. Если вы так похожи внешне, значит, похожи точно так же и внутренне. Кровь, биохимия, набор генов, темперамент, нервная организация, психика — все одно и то же. Одна индивидуальность на двоих. Скажу больше, вы даже на вкус должны быть одинаковы.
— Коварный изменщик! — сказала та, что слева. — Ты поняла, к чему он клонит?
— Еще какой! — подтвердила та, что справа, и протянула руку: — Люда.
— Господи боже мой! Даже имена близки по звучанию. Давайте я отмечу карандашом одну из вас, чтобы не спутать.
— А зачем? Путай на здоровье.
— И правда, зачем? Я лично нахожу в такой ситуации неописуемый шарм, если, конечно, Люба не шутит.
— Не шучу. Давайте выпьем.
Понюхал пахнущий хлебушком огненный напиток, сдвинул с сестрами стаканы и выпил.
Хорошо закусил и не запьянел сильно, но испытывал такое блаженство от ощущения телесной чистоты, тепла, сытости и предвкушения близости с приятной барышней, что почти не принимал участия в беседе. Слушал, поддакивал, отвечал на вопросы, изображал интерес, а сам думал, какое немецкое слово лучше всего подходит для определения его душевного и телесного состояния: die Seligkeit — «блаженство» или die Wonne — «отрада, нега, восторг».
Сестры не могли похвастаться вызывающей роскошью форм, но грациозны были необыкновенно. Тонкая, изящной формы шея, маленькая, остро торчащая грудь и, без малейшего намека на худобу, совершенная линия бедра.
Похоже, они были близоруки, во всяком случае обе часто прищуривали большие серые глаза, и тогда становилась особенно заметна густота длинных ресниц.
Прежде чем ему приготовили постель, Михаэль знал, что подобное счастье — принять душ и выспаться на детских матрацах — выпадает нечасто, только в те дни, когда в ведомственной охране дежурит некто Шахов: напивается на работе до положения риз и по этой причине не ходит ночью по объектам, проверяя сторожей. В ту ночь дежурил он.
И опять Михаэль был вынужден бродить по городу в поисках тепла и ночлега, но в этот раз — уже с некоторой перспективой на изменение статуса бездомного бродяги.
Тетя Тамара могла изменить его судьбу.
«Живет одна, — шептала ночью Люба, — где-то в Амурском районе… завтра же съезжу домой и все узнаю… из нашей деревни… лет тридцать уже в Омске… мужа нет… частный дом… возьмет недорого и без паспорта… Сколько ей лет? А зачем тебе знать, сколько ей лет? Убью».
Он проводил Любу на автовокзал, а сам доехал до торгового центра и проторчал там до обеда.
Пообедал в столовой мединститута, обнаглел и зашел вместе со студентами в аудиторию. Уселся на задний ряд. Веселила мысль, что будь он зловредный шпион иностранного государства, то и тогда никто из присутствующих не удосужился бы спросить у него документы.
Несколько раз ловил любопытные взгляды, но вскоре к нему привыкли (видимо, сочли за коллегу) и перестали обращать внимание.
Профессор с асимметричным лицом и столь же косо завязанным галстуком читал лекцию по ортопедической стоматологии.
Оказывается, немцы подарили русским не только слово «рюкзак» — «мешок на спине», «фейерверк» — «производство огня», «бутерброд» — «маслохлеб»; усадили на козлы кучера — kutscher и привезли для великого князя Петра Федоровича из захолустного Ангальт-Цербского княжества потенциально распутную принцессу, урожденную Софью Фредерику Августу — Екатерину Вторую, но еще они внедрили в русский язык «бухгалтерию», научили солдат сооружать «бруствер» — «защиту груди», а дамскую грудь обозвали «бюстом». А еще они завели моду на «аксельбант» — бант на плече, навязали всю шахтную терминологию: «штрек» — «участок пути», stollen — «штольня», приучили русское ухо к словам «гезенг», «зумпф» и «квершлаг», обозвали «маркшнайдера» «маркшейдером» и плюс к вышеперечисленному внесли свой вклад в развитие русской стоматологии.
Во всяком случае, косолицый профессор несколько раз упомянул «бюгель» — «дужка» и «кламмер» — «скоба, сцепка».
То, что «коронка» произошла от немецкого слова krone, Михаэль додумывал уже на Иртышской набережной.
…
Стемнело по-зимнему рано и еще похолодало, хотя, казалось бы, уже некуда. Он пошел в сторону железнодорожного вокзала, прикрывая правую половину лица ладонью. С реки дул такой ледяной ветер, что у него занемели подбородок и губы.