Через пять минут они оба были облачены в такую обычную теперь в городе военизированную камуфляжную форму -- удобные пятнисто-зеленые одеяния и высокие ботинки, в которых оба сразу почувствовали себя уверенно.
-- Неплохо, -- сказал Боцман, придирчиво разглядывая друга. -- Ты даже слегка смахиваешь, Серега, на военного человека.
-- Служил когда-то, -- кивнул Пастух. -- Пришлось.
-- Одно паршиво, -- сказал Боцман, -- новье. За километр видать.
-- Ну эт-то мы щас исправим, -- сказал Пастухов. -- Айда, обомнем маленько.
Тот, кто увидел бы их через пару минут, наверняка решил бы, что у них с головами нешуточные проблемы.
Уединившись в темном пыльном подъезде, два совершенно трезвых молодых человека деловито боролись, сосредоточенно катались по площадке, вставали на ноги, отряхивались, обрызгивали друг друга из большущей бутыли минеральной водой "Вера" и вновь катались по полу, а затем подходили к замызганному окну и критически разглядывали друг друга.
-- На швах еще пыли вотри, -- наставительно говорил Боцман. -- Локти, локти погуще и коленки. А главное -- на заднице. Самое ходовое место...
-- Как бы не переборщить, -- бормотал Пастух, -- а то на губу упекут за неряшливый вид. Погончики бы нам еще, нашивочки, эмблемки...
-- Перебьются, -- сказал Боцман. -- Там же вольнонаемных до и больше. Все в таких формах. Они доводили себя до кондиции долго и с удовольствием, до жаркого пота, и вышли из парадного изрядно потрепанные, как бы покипевшие в семи котлах. И когда у метро тормознул мимоходом комендантский патруль при бляхах и штык-ножах и несколько разочарованно проверил их гражданские паспорта, Боцман и Пастух заключили, что усилия были не напрасными.
* * *
Черный служебный "Вольво-850" быстро мчался по Ярославскому шоссе, приближаясь к Москве. Едва миновали Абрамцево, в машине Роберта Николаевича загудел телефон. Он снял трубку и невольно сжался, впервые после того памятного совещания услышав голос того, о ком думал весь этот месяц и кого страшился услышать.
-- Здравствуйте, Андрей Терентьевич, -- упавшим голосом ответил он на приветствие Черемисина. -- Как я рад, что вы мне позвонили.
-- Позвольте усомниться, -- желчно усмехнулся старик. -- Мы проработали вместе пятнадцать лет. Так что мое отношение к лицемерам и фарисеям вам известно. Я бы никогда не позвонил вам, если бы, так сказать, не событие чрезвычайное. Несмотря на мои возражения, вы все-таки отправляете в Сингапур на авиасалон ракету с нашим "Зодиаком". Пусть так... Пусть моим мнением пренебрегли -- пинать мертвого льва у нас всегда охотников хватало. Однако, сведения о смерти льва, как говорится, сильно преувеличены. Я еще жив и в здравом уме. И я не допущу того, что вы затеяли.
-- Простите, Андрей Терентьевич, -- смешался Стенин, вдруг ощутив, что неясная давешняя тревога, нахлынувшая после разговора с Курцевским, с новой силой наваливается на него. -- Я что-то не пойму... Ведь вы же знаете -- мы отправляем натурный макет. Вы согласились с этим. Одно сопло, торчащее из нижней части носителя. Там будет только пустая оболочка ракеты с имитацией начинки. Поверьте, это будет выглядеть весьма внушительно и...
-- Зачем вы лжете?! -- перебил его Черемисин. -- Что за мерзость! Мне только что позвонили с "Апогея". Им приказано смонтировать и установить в моторный отсек ракеты настоящий двигатель! И вы, генеральный, не знаете об этом?
Стенин от души рассмеялся.
-- Этого не может быть, Андрей Терентьевич, это же чистый бред. Кто вам сказал? Просто курам на смех! То же самое, что в витринный манекен вставить живое сердце.
-- После того, что случилось, я могу поверить всему. Но вам, сударь мой, я уже не верю. Не взыщите -- я немедленно отправляюсь в ФСБ! Пусть они разберутся, что тут правда, что ложь, где бред, а где истина!
Черемисин бросил трубку.
Стенин смотрел вперед через ветровое стекло, но не видел ничего -- ни залитого солнцем вечернего шоссе, ни разноцветных машин, ни деревьев...
Накатила мертвящая истома, как перед обмороком. Он ничего не мог понять. Вдруг острое желание бросить все, забыть, забиться в какую-нибудь темную щель охватило его.
Миновали Мытищи, впереди виднелась Москва, игла Останкинской телебашни уже прокалывала впереди столичное небо.
* * *
-- Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, -- быстро говорил Голубков, когда они с Артистом и Мухой уходили задними дворами от приземистого строения отделения милиции. -- Просто неслыханная удача, что вас сцапали эти охламоны.
-- Ну... мы им тут сами маленько помогли, -- засмеялся Семен. -- Надо же было найти какой-нибудь способ, чтоб побыстрей ввести вас в курс текущих событий. А в чем удача?
-- Как вы знаете, в нашей операции задействован предельно узкий круг лиц. Предельно узкий! Мы не хотели бы подключать кого-то еще. Только самые доверенные. А вы уже в курсе дела, в работе, понимаете задачу... И вот сейчас, когда позарез нужны, вы оказались в моем распоряжении.