основе только современного русского литературного языка. Такой перевод и предпринял
Н. И. Минский в 1896 г. Последнее переиздание этого перевода:
И. Минского. Редакция и вступ. статья П. Ф. Преображенского, М., 1935. Перевод
Минского отличается прозаическим характером и часто производит впечатление
подстрочника. Тем не менее для тех, кто не понимает или не любит славянизмов Гнедича,
перевод этот имеет большое значение и сыграл в свое время немалую роль. Научный
анализ этого перевода можно найти в рецензии С. И. Соболевского в «Журнале Мин. Нар.
Просв.», 1911, № 4 (отд. 2), стр. 346-360.
Наконец, в последнее время появился еще третий полный русский перевод
«Илиады»:
дальше Минского. Воспользовавшись многими удачными выражениями Гнедича и
Минского, Вересаев тем не менее понимает Гомера чересчур фольклорно и старается
пользоваться разного рода народными и псевдонародными выражениями, отчасти даже не
совсем пристойного характера. Правда, слишком возвышенный и слишком торжественный
стиль «Илиады» является в настоящее время большим преувеличением. Но
многочисленные натуралистические и даже бранные выражения, которыми изобилует
перевод Вересаева, встретили критику со стороны С. И. Радцига в его рецензии в
«Советской книге», 1950, № 7. Ср. также рецензию М. Е. Грабарь-Пассек и Ф. А.
Петровского в «Вестнике древней истории», 1950, № 2, стр. 151-158.
Что касается «Одиссеи», то ее классический перевод принадлежит В. А. Жуковскому
и сделан в 1849 г. Последние его переиздания относятся уже к советскому времени:
Одиссея, перев. В. А. Жуковского. Статья, редакция и комментарий И. М. Троцкого при
участии И. И. Толстого. Асаdemia, M.-Л., 1935. То же самое издание было повторено в
большом формате. Имеется также другое издание:
Жуковского, ред. и вступ. ст. П. Ф. Преображенского, ГИХЛ, М., 1935. В самое последнее
время появилось в роскошном виде издание –
М., 1958 (подготовка текста В. П. Петушкова, послесловие и примечания С. В. Поляковой).
Издание это сделано по последнему прижизненному изданию В. А. Жуковского и сверено
с рукописью и корректурой переводчика. Кроме того, в тексте В. А. Жуковского
произведена транслитерация согласно современному произношению греческих имен,
поскольку в переводе самого Жуковского многие имена писались еще архаическим
способом. Это издание необходимо считать лучшим из всех изданий «Одиссеи» после
смерти В. А. Жуковского. Весьма важно также и то, что в этом издании печатаются перед
каждой песнью поэмы составленные В. А. Жуковским подробные аннотации, весьма
облегчающие изучение поэмы. Из новых изданий этого перевода аннотации сохранены
только в издании – «Одиссея» Гомера в перев. В. А. Жуковского, изд. «Просвещение»,
СПб. (год не указан).
Перевод этот до самого последнего времени был единственным, так как его высокое
художественное достоинство никогда не подвергалось сомнению. Все знали, что перевод
этот отражает на себе стиль сентиментального романтизма. Но все прощали Жуковскому
эту особенность его перевода, [14] поскольку всех пленила его яркая красочность и
выразительность, его легкий и понятный русский язык, его постоянная поэтичность и
доступность. Тем не менее Жуковский допускал слишком большую неточность в своем
переводе, внося не принадлежащие Гомеру эпитеты, разные выражения и даже целые
строки и сокращая другие. Научное представление об особенностях перевода Жуковского
можно получить по статье С. Шестакова «В. А. Жуковский как переводчик Гомера»,
напечатанной в «Чтениях в обществе любителей русской словесности в память А. С.
Пушкина», XXII. Казань, 1902. Ср. также статью И. И. Толстого ««Одиссея» в переводе
Жуковского», напечатанную в указанном выше издании, 1935.
Но в переводе Жуковского было еще и то, что стали понимать отчетливо только в
советское время, а именно идеология и картины старого московского боярства и слабое
понимание подлинного гомеровского и чисто языческого героизма. Учитывая все эти
особенности перевода Жуковского, П. А. Шуйский впервые почти через 100 лет решился
состязаться с Жуковским, после которого никто не решался перевести «Одиссею» заново:
Виноградова. Свердловск. 1948. Действительно, Шуйский избежал упомянутых
особенностей перевода Жуковского; однако, стремясь к буквальной передаче подлинника,
Шуйский постоянно впадает в излишний прозаизм, причем с поэтической точки зрения