жизнь и подвиги мрачных и титанических героев. У Гомера была языческая влюбленность
в земного и материального [51] человека, в его тело и материю, в физического героя,
физически защищавшего свой народ и физически побеждавшего стихийные силы
природы. Эта подчеркнутая телесность греческого языческого мироощущения вообще
определила собой одно общепризнанное свойство античного гения, а именно его
«недосягаемый образец» и Энгельса во всем мировоззрении греков художественную
«целостность». Вот что дало Гомеру его греческое происхождение.
6. Греческий ионийский эпический художник. Однако греки имели слишком
длинную историю и слишком разнообразно проявляли себя в своем художественном
творчестве, чтобы одно простое указание на греческое происхождение того или другого
поэта могло конкретно нам его обрисовать. То, без чего невозможно даже и приблизиться к
пониманию Гомера, это есть его
только как сумму определенного рода диалектальных особенностей его языка, но и как
целое мировоззрение, предопределившее также и его стиль. Это экспансивное и легкое
настроение ионийца бьет нам в глаза почти в каждом стихе гомеровских поэм; но оно,
ярко ощущаясь нами как факт и будучи установлено в науке как неопровержимая
особенность гомеровского творчества, все еще, однако, не нашло для себя адекватного
научного выражения и все еще излагается многими в самых общих, пока только
восторженных тонах.
7. Греческий ионийский эпический художник эпохи разложения общинно-
родового строя и перехода его в рабовладельческую формацию. Далее, и самое
ионийство Гомера все еще не есть его последняя по конкретности характеристика. Автор
гомеровских поэм есть тот иониец, который живет в Греции накануне классового
рабовладельческого общества, а может быть, и в самом его начале; и это мы должны
утверждать с полной уверенностью потому, что его отношение к общинно-родовой
формации и прежде всего его отношение к мифологии, как общинно-родовой идеологии,
чрезвычайно свободно и игриво, причем эта свобода доходит до юмористического
отношения, а эта игривость часто граничит у него даже с некоторого рода фривольностью.
Если Маркс говорит, что Гомер «выше своих богов», то, очевидно, это значит и то, что
Гомер выше и вообще общинно-родовой формации, поскольку эти боги были именно
порождением этой последней. Однако поскольку у Гомера все же еще нет никакого
рабовладельческого общества в положительном смысле, а есть только критическое и
эстетическое, чисто светское отношение к общинно-родовой формации, мы и должны
говорить, что Гомер – это иониец именно эпохи
формации к другой, или поэт эпохи перехода греков «от варварства к цивилизации»
(выражение Энгельса). [52]
8. Аттическое завершение гомеровского эпоса.
конкретности характеристику социальной и поэтической личности Гомера, необходимо
учитывать, что в пределах указанного перехода от одной общественной формации к
другой было много самых разнообразных и антагонистических прослоек и что Гомера
необходимо связывать не только с этим временем вообще, но и специально с какой-нибудь
определенной социальной средой этого времени. Если поставить вопрос о той
общественности и публике, для которой пел Гомер, то это, конечно, были не цари и даже
не аристократы, а та зарождающаяся и восходящая в VIII–VI вв. ионийская
которая уже порвала с общинно-родовым строем, но еще не выработала своей
законченной идеологии и потому пользовалась пока старой общинно-родовой поэзией, но
в своей новой и вполне светской ее интерпретации.
Однако в настоящее время мы располагаем достаточным количеством данных об
исследователями, конечно, по-разному, но в которых ионийская стихия Гомера как раз и
получила свое последнее завершение. У многочисленных теоретиков «ядра» – это грубые
позднейшие интерполяции, у Кауэра – это культурные напластования, у Бете – это личные
настроения самого автора, и т. д., и т. д. Эти аттические элементы совершенно нет никакой