обособлением отдельных родов и с вождями и героями этих родов, являющихся
выразителями их социальной и военной мощи в борьбе со стихийными силами природы и
с окружающим «варварством» (т. н. «героический век»). 3) Но окончательное свое
завершение и последнее свое оформление гомеровские поэмы получили только от эпохи
общинно-родового строя, когда общенародная и героическая жизнь уже в значительной
мере становилась предметом эстетической рефлексии, лишалась своего непосредственно-
религиозного характера и превратилась в предмет светского поэтического творчества (это
уже канун рабовладельческого строя и частичный переход в пределы этого строя). [48]
2)
образовались гомеровские поэмы, фактически была историей племен этого народа и их
передвижений. 1) Можно считать вполне установленным фактом, что
населявшие Фессалию и Беотию и достигшие весьма развитой ступени патриархального
героизма, двинулись в третьей четверти второго тысячелетия до н. э. на северо-запад
Малой Азии с завоевательными или колонизаторскими целями, неся с собой
воспоминание о родине, ее быте, религии и мифах, о ее аристократически-героическом
прошлом, т. е. о т. н. микенской культуре. 2) Можно даже с полной уверенностью
утверждать, что эти эолийцы покорили упомянутую часть Малой Азии, вошли в
теснейшее культурное соприкосновение с тамошними народами и переработали свою
религию и мифы в связи со своей новой военной, морской и колонизаторской жизнью и в
связи с усвоением местных малоазиатских мифов и культов. 3) Наконец, необходимо
утверждать, что эти победители эолийцы около начала первого тысячелетия до н. э. были
сами перекрыты еще новым потоком греческих переселенцев,
переработали всю эолийскую эпику в связи не только с своим новым, ионийским,
диалектом, но и с своим чрезвычайно живым, подвижным, чувствительным,
экспансивным, веселым и почти легкомысленным характером, наложившим неизгладимую
печать на суровый эолийский эпос и в этом виде передавшим его и всей последующей
Греции и всему культурному человечеству вообще.
3. Личность Гомера и оформление его произведений. Все указанные выше факты
из истории греческого народа говорят нам только о содержании поэм Гомера, в то время
как художественное произведение состоит не только из какого-либо содержания, но и
обязательно облечено в некую форму. Форму же всякому художественному произведению
дает его автор. Следовательно, сам собой возникает вопрос об авторской личности Гомера.
И 150-летняя история гомеровского вопроса, наполненная бесчисленными ложными
представлениями об авторстве гомеровских поэм, дает возможность в настоящее время
сделать по этому вопросу весьма ценные выводы.
а)
летней научной работы над Гомером является в настоящее время то простое и
элементарное положение, что
самими же поэмами, что он для нас всецело остается в пределах этих поэм, почему и
нужно назвать его имманентным автором (лат. immaneo – «нахожусь в чем-нибудь»). Когда
исследователи говорили нам о множественности авторов, то, очевидно, они игнорировали
поэмы Гомера как художественное [49] целое и, следовательно, игнорировали то единое
поэтическое сознание, о котором только и можно говорить, если исходить из самих поэм.
Поэтому никакая теория множественности в настоящее время неприемлема для науки. С
другой стороны, если твердо стоять на почве самих поэм, учитывая их художественное
целое, и говорить о таком их авторе, который вполне им имманентен, то, очевидно, для
теперешней науки должна отпасть и всякая теория единоличного авторства, поскольку
всякий изолированный автор отделял бы себя от воспеваемого им народа и не имел бы
ничего общего с тем автором гомеровских поэм, который нами имманентно в них
ощущается. Подлинный имманентный автор гомеровских поэм есть, как сказано выше,
сам греческий народ, но в настоящее время мы должны сказать, что этот подлинный
коллективный автор не только не исключает индивидуального авторства, а, наоборот, его
предполагает, ибо только отдельные личности и могут что-нибудь придумывать и