Голый панцирь

Дома он обнаружил вместо Христины ее пустую кожу. Она лежала на полу, словно снятый водолазный костюм. Дормидонт присел над ней на корточки и погладил по шелковистым волосам. «Христина!» — прошептал он. До его обоняния дошел тяжелый дух жареного. «Христина!» — воскликнул он и выбежал на кухню.

Женщина в бигудях, торчащих словно противотанковые заграждения, жарила на большой сковородке толстую безглазую яичницу со шпиком.

— Ты что в Москву ездил, чтобы мусор выкинуть? — спросила она, оборачиваясь. — А где ведро?

Лицо у нее было лицом Христины.

Дормидонт ничего не мог ответить. Слов не осталось. Он пытался выудить что-нибудь из себя, но только бессмыленно открывал рот, как рыба при виде довольного рыбака. Христина пожала плечами «Ну как знаешь» и вернулась к делу.

В дверь позвонили.

Дормидонт вышел с кухни, аккуратно притворив за собой дверь.

— Это я, Полигеев, — представились снаружи.

Дормидонт впустил Полигеева в квартиру.

— Вот, мусор вынес, — признался Дормидонт, но на кухню Полигеева не пригласил.

Полигеев был резинщиком. Он делал камеры для велосипедов, воздушные шарики и презервативы. Резиновый завод располагался всего в нескольких кварталах.

— Дай, думаю, зайду, — сказал Полигеев.

— Пива хочешь? — спросил Дормидонт.

Полигеев удивился, но пива хотел. Дормидонт быстро надел ботинки.

Пиво купили сразу, не особенно выбирая. Пиво было холодным. Полигеев открыл бутылки, протянул одну Дормидонту и принялся излагать длинную заводскую историю.

После четвертой пошли в дом культуры. В бесплатный туалет. Там было гулко и хорошо. Полигеев устремил струю пива в нужном направлении и принялся рассказывать анекдот.

Дормидонту пришло желание сокрушить голову. Не свою. Голову Полигеева. Он представил себе как было бы хорошо разбить голову резинщика об унитаз. Сладостно увидел мысленным взором, как она раскалывается с треском упавшего с пальмы кокосового ореха и разлетается мелкими частями. Дормидонт засмеялся и не заметил как Полигеев удалился. В окно туалета заглянуло солнце.

Хлопнула дверь. В туалет кто-то вошел. Дормидонт отвлекся от мыслей и увидел человека с тонкой тростью. Человек уныло брел вдоль кабинок. Лицо у него было отрешенное.

— Не знаете ли, где тут свободно? — обратился человек к Дормидонту, берясь за гульфик. — Быстрее нужно. — Он наткнулся на нехороший взгляд Дормидонта и осекся.

Дормидонт равнодушно пожал плечами и повернулся к реке. По воде тащились за буксиром две баржи, груженые лесом. Бревна были огромные, не меньше метра диаметром. На бревнах сидели девушки в ситцевых платьях и грызли семечки. Одна из них заметила Дормидонта и показала на него пальцем. Остальные естественно стали дружно хихикать. Ошметки семечек слетали с их чувственных губ.

Дормидонт взобрался на подоконник.

— Девушки, я иду! — крикнул он и проломил стекло.

Ночью Христина, целуя ему забинтованную руку и гладя по груди, шептала, дыша в ухо, «Завтра я вынесу мусор сама, не беспокойся». Но он беспокоился не об этом. Сколько он ни старался, он не мог раздеть Христину. Под платьем у нее оказывалась сорочка, под сорочкой — комбинация, домашний халат, комбинезон малярщицы, еще одно платье, иногда он даже обнаруживал, что женщина лежит под ватным одеялом в пальто и меховой шапке. Он плакал, ворчал, но ничего не добивался. Рядом с кроватью вырос ворох одежды.

— Да раздевайся ты сама! — в отчаянии вскричал Дормидонт. Христина обиделась и отвернулась лицом к стене, но назавтра, как и обещала, сама вынесла мусор, хотя и шел дождь.