Голый панцирь

Дормидонт пригляделся и обнаружил у пуговицы рот. Казалось, пластмассовые губы нагло улыбаются, снизу вверх наблюдая беспорядочную человеческую жизнь. Со стихийно возникшей досады, Дормидонт пнул пуговицу, зачерпнув ботинком жидкость, и запрыгал на одной ноге, по пути сбросив мусорное ведро, как терпящий аварию самолет сбрасывает топливо, чтобы облегчиться. Доскакав до раскидистого тополя, Дормидонт прислонился и снял промоченный ботинок. Вода выплеснулась на почву.

— Вам помочь, Дори? — спросила Христина.

— Нет, нет. Не стоит утруждать себя, — отозвался Дормидонт.

Он надел ботинок и вернулся к ведру. Утро так и не могло как следует начаться. Серая мгла не отступала. Заморосил дождик. Кожа Христины покрылась мелкими бугорками.

— Может вам мой халат отдать? — предложил Дормидонт.

— Нет, не надо, — стуча зубами, проговорила Христина.

Они как раз дошли до дальних мусорных баков. За соседним домом провыл троллейбус, один из первых. Щелкнули двери. Но Христина и Дормидонт по-прежнему оставались одни.

На полупустом баке сидела большая морская птица. Она злобно ощерилась клювом на Дормидонта и расправила полутораметровые крылья.

— Осторожно! — воскликнула Христина.

Дормидонт, собиравшийся выкинуть мусор, был вынужден отступить.

Дождь усилился. Крупные тяжелые капли стремительно бились об асфальт, взрываясь стеклянным бисером.

— Спрячемся, может дождь кончится, или хотя бы эта тварь улетит, — предложила Христина.

Они зашли в парадное. Христина прижалась своим соблазнительным телом к батарее центрального отопления. Летом они, как правило, особенно горячи.

— Хорошо, — в блаженной истоме проговорила Христина.

— А у меня рука устала, — сообщил Дормидонт.

— Уж не хотите ли вы попросить меня подержать ваше ведро? — с легким гневом, нахмурив брови, спросила Христина.

— Нет, ни в коем случае! — встрепенулся Дормидонт. — Как можно!

— От вас, мужиков, всего можно ожидать, — сказала Христина. — Особенно по части всяких гадостей. Насчет этого вы мастера.

Дормидонт покраснел. Половая солидарность взыграла в нем как море у мыса Горн. Он поставил мусорное ведро, воззрился Христине в прекрасное лицо, и зло, с особой расстановкой интонируя слова, заметил:

— А от вас, женщин, разве нельзя всего ожидать? Кстати, насчет гадостей, тоже? — Он упер руку в бок, чувствуя себя проводником общемужских идей.

Христина усмехнулась.

— Именно так, — сказала она.

Надолго воцарилось безмолвие. Непонимание меж полами приобрело в кругу Христины и Дормидонта сильное, напряженное поле.

— Дождь вроде бы кончился, — пошла на компромисс женщина, когда Дормидонт уже готов был разразиться молнией.

Дормидонт выглянул наружу с легким сердцем.

— Ну да, — подтвердил он. — Действительно кончился.

Он вернулся, взял ведро и вышел. Христина последовала за ним. Снаружи распогодилось. Но оказалось, что во время дождя подъехала машина и забрала мусорные баки. Кирпичный загон для баков был девственно пуст, если не считать листок газетного происхождения, замерзший в углу.

— Здесь мы опорожниться никак не сможем, — сказал Дормидонт. — Надо дальше двигаться.

Дормидонт не бросал слов на ветер. Он действительно направился дальше. За соседний пятиэтажный дом. На равнодушную к человеческим страданиям окраинную улицу.

Вдоль тротуара, по мостовой, прячась за паребриком, возвращались после ночного рейда морские крысы. Они были упитанные, с хорошими гладкими шкурками. Довольные мордочки иногда начинали дергаться в привычном принюхивании к тысячам городских запахов. Но времени у крыс было не очень много. Скоро на судах пробудятся с тяжелого похмелья судовые команды и начнут смотреть за береговыми концами строже. С похмелюги многие моряки, из младшего состава, любили зло развлекаться стрельбой в спешащих в родные трюмы крыс. Опоздавшие грызуны рисковали превратиться в цели для озверевших с перепою водоплавателей.

На остановке в предчувствии троллейбуса покачивались, переминаясь с ноги на ногу, несколько утренних пассажиров.

— Может на троллейбусе доедем? — спросила Христина.

— А что, мысль интересная, — отозвался Дормидонт. — Только вот я денег с собой никаких не взял. Как же мы поедем?

— А деньги мы найдем, — сказала Христина и показала пальцем на две блестевшие на асфальте монетки.

Дормидонт пригляделся. Денег валялось ровно на два билета.

— Ну и ну, — покачал головой Дормидонт. — Как же тебе это удалось?

— Ничего особенного, — объяснила Христина. — Вообще-то я сначала увидела деньги… Извини, если в чем-то разочаровала тебя. Ты ведь, наверное, уже готов был поверить в чудесное?

Дормидонт снова покачал головой, теперь — с несколько иной интонацией: нет, не стоит считать его неисправимым романтиком, ведь даже если он и вообразил на какой-то миг, что Христина нашла монеты именно ради него, то этот миг был всего-навсего апофеозом полового тщеславия, не больше. Вслух Дормидонт не выразил ничего.