Не нравился Воеводину летный почерк Богунца, пилотировал он на грани дозволенного, бросал машину в крен резко, выводил рывком. Манера полета походила на характер летчика. Казалось, он постоянно борется с вертолетом, понукает его, навязывает транспортной машине норов истребителя. После полета на выручку буксира «Крепкий» Горюнов взял вину на себя за поломки Богунца, но Воеводин не совсем поверил комэску, хорошо зная летные повадки увлекающегося пилота.
На этот раз Богунец заходил на посадку вяло и медлительно. Воеводин сделал несколько шагов в сторону и увидел за оранжевым домиком Павла, размахивающего большим красным полотнищем. И Галыга воткнул тайком около заправочного пятачка алый флажок. Оба предупреждали экипаж, что в их гнезде появился чужой.
Богунец вышел из вертолета, закурил и направился к домику. Русые лохмы не причесаны, а все равно лежат крупными тугими кудрями. Загорелое полное лицо не портят чуть заметные оспинки. На могучей шее завязано узлом несвежее вафельное полотенце. Богунец на ходу вытер мокрый лоб его концом. Под шевретовой коричневой курткой, надетой прямо на голое тело, бугрятся сильно развитые плечи, бугры выпирают вперед, и от этого он кажется немного сутулым. Широкий пояс ремешками держит саамские таборы из белой замши, натянутые чулком, и видно, как с каждым шагом под матовой оленьей кожей играют мышцы кривоватых ног.
Кроме куртки, все не соответствовало аэрофлотской форме, и Воеводин недовольно поморщился.
Пилот скрылся в домике. Через минуту он предстал перед инспектором одетым в синий костюм, со знаками различия, при галстуке, в фуражке с золотистым крабом на тулье.
— Товарищ старший пилот-инспектор, на оперативной точке Черная Брама производятся полеты согласно распорядку дня и заявкам заказчиков!
Воеводин протянул руку и почувствовал, как, хвастаясь силой, больно сжал его пальцы Богунец.
— Давайте проверим ваше бумажное хозяйство.
— Срочное санзадание, Иван Иванович, может, после полета?
— Если все хорошо, задержу не больше десяти минут. Пока товарищ Галыга заправляет баки, успею.
Уже в домике Воеводин быстро, наметанным глазом, просмотрел барограммы, маршрутные карты, бортжурналы и записи прогнозов. Проверил в пилотских свидетельствах отметки о последнем медосмотре, наличие штампа «группа крови по Янскому».
— Порядок! — сказал удовлетворенно и раскурил «Приму», заполнив домик запахом жженых веревок. — Извините, Богунец, я думал о вас хуже.
— А я своего мнения о вас не переменил, Иван Иванович. Лететь надо, больной ждет!
— За нарушение формы одежды взыщу.
— Галстук в этом пекле как удавка. Все вы знаете, только понять не хотите.
— Покажите-ка формуляр на машину, Богунец. Надеюсь, аккуратно записываете налет?.. Что ж вы, друзья, три дня не заполняли? А ну, дайте карандаш и бортжурналы за это время. — Воеводин на клочке бумаги сложил цифры, торопливо зашуршал страницами формуляра, опять что-то черканул на бумажке и, откинувшись на спинку стула, сказал с усилием: — А ведь вы не полетите, товарищ командир вертолета.
— Не надо пугать.
— Сделав сточасовую профилактику на базе, вы уже налетали пятьдесят пять часов ноль две минуты. Переплюнули на пять часов срок малой формы.
— Дозволено!
— Но форму-то нужно делать. А вы собрались лететь.
Оспинки на лице Богунца побелели.
— Вы думаете, ноги у саама срастутся без нашей помощи? Галыга! — заорал он в открытую дверь.
Авиатехник выдернул заправочный пистолет из бензобака, скатился по стремянке и, вытирая ветошью руки, заспешил к командиру.
— Пятидвоятичасовой регламент выполнял? — зловеще спросил Богунец.
— Нет… Да… Вчера!
— А почему не записали в формуляр? — поинтересовался Воеводин.
— Не успел еще, товарищ инспектор.
— Тогда пишите сейчас. Вот вам ручка… Стоп, техник Галыга! Не надо совершать преступление. Как же вы могли вчера по форме обслуживать вертолет, если он согласно записи в бортжурнале летал полный рабочий день?.. На самом деле, товарищ командир, вы летали или техник занимался профилактикой?
— Работу могут подтвердить заказчики.
— Значит, летали… Товарищ Галыга, мне нужно идти проверять машину?
— Нет, товарищ инспектор, будем делать форму пятьдесят.
Павел Горюнов, сидя на стульчике, прислушивался к раз говору, и на его напряженном остроносом лице в хмурых бровях отражалась непреклонность Воеводина, в удивленном изгибе губ — злость Богунца, в бледности щек — растерянность Галыги. Синеватые галочьи зрачки юноши заинтересованно поблескивали. После того как инспектор с досадой захлопнул толстый формуляр, Павел снял с гвоздя гитару, ударил по струнам и фальшиво пропел:
— «Где ж вы теперь, в какой новой богине ищете идеалов своих…»
Воеводин одиноко сидел в домике, не реагируя на возбужденные голоса за дверью, на звук отъехавшей автомашины, на телефон, трещавший без умолку. Только один раз снял трубку и ответил:
— Не раньше чем через три часа. — Нажал рычаг, прервав на полуслове возмущенный бас.