Читаем Голубой Марс полностью

– Сингулярность – странная штука: за пределами горизонта событий квантовые эффекты позволяют появляться некоторым частицам. Потом космическая инфляция, вырвав эти частицы, вероятно, привела к тому, что мелкие комки стали превращаться в крупные… – Сакс нахмурился. Он сейчас походил на какого-нибудь теоретика из Да Винчи. – Но я говорил о наводнении на Земле. А это никоим образом не полное изменение условий, каковой является сингулярность. Более того, наверняка существуют люди, которые вообще не считают наводнение каким-либо переломом.

– Верно, – Мишель почему-то рассмеялся. – Может, стоит посмотреть на это собственными глазами, а?

Когда они покончили со спагетти, Сакс произнес:

– Я хочу выехать на местность. Посмотреть, есть ли какой-нибудь видимый эффект от удаления зеркал.

– Один такой эффект ты уже видел. То затемнение, когда мы были тогда на краю… – Мишель содрогнулся.

– Да, но оно только вызывает у меня новые вопросы.

– Что ж… тогда мы за всем тут присмотрим в твое отсутствие.

Будто требовалось личное присутствие, чтобы за чем-то присматривать.

– Чутье меня никогда не подводит, – сказал Сакс.

Мишель ухмыльнулся:

– Так вот зачем тебе выходить и смотреть на все самому.

Сакс сдвинул брови.

Прежде чем уйти, он позвонил Энн.

– Не хочешь поехать со мной на южную Фарсиду, чтобы… чтобы… чтобы исследовать верхнюю часть ареобиосферы?

Такого предложения она не ожидала. С сомнением покачала головой, обдумывая его, и ее подсознание на шесть-семь секунд раньше речевого аппарата ответило: «Нет». Затем она, приняв немного испуганный вид, оборвала связь.

Сакс пожал плечами. Ему стало неприятно. Одна из целей поездки – вытащить Энн, дать ей воочию увидеть первые биомы каменистых пустынь. Показать ей, как они прекрасны. Поговорить с ней. Что-то в этом роде. Но мысленный образ, который он пытался ей передать, когда они туда выберутся, казался в лучшем случае расплывчатым. Нужно просто показать ей. Дать ей понять.

Но заставить другого человека что-либо понять было невозможно.

Он пошел попрощаться с Мишелем, у которого вся работа заключалась в том, чтобы заставлять других что-то понимать. Несомненно, это и будило в Мишеле тоску, когда он говорил об Энн. Она его пациент уже больше сотни лет и за все время ничуть не изменилась и мало что рассказала о себе. Подумав об этом, Сакс слегка улыбнулся. Мишеля заметно раздражало поведение Энн, ведь он явно любил ее. Как и всех своих старых друзей и пациентов, включая самого Сакса. Так он понимал природу профессиональной ответственности: для него она состояла в том, чтобы влюбляться в каждый объект своих «научных исследований». Точно так же, как все астрономы любят звезды. Хотя кто знает?

Сакс протянул руку и ухватился за предплечье Мишеля, который радостно улыбнулся этому нетипичному для старого друга поведению, этому «изменению в мышлении». Любовь, да… Особенно когда объектом исследования была женщина, знакомая много лет, самым основательным образом изученная в позиции чистой науки, – да, такое чувство могло возникнуть. Не важно, были ли пациенты готовы к сотрудничеству в процессе исследования или нет, – между ними возникала тесная связь. Более того: если они отказывались сотрудничать и не отвечали на вопросы, это делало их еще притягательнее. Как-никак, желай Мишель получить ответы во всех подробностях, даже если сами вопросы не звучали, у него всегда была Майя – слишком человечная Майя, которая и заводила его в дебри лимбической системы. А если верить Спенсеру, это включало даже швыряние в него всяких вещей. И при всем этом символизме в молчаливую Энн действительно было легко влюбиться.

– Береги себя, – пожелал счастливый ученый Мишель своему объекту исследования, которого любил, как родного брата.

Сакс сел в одиночный марсоход и съехал по крутому южному склону горы Павлина, пересек седловину между Павлином и Арсией, обогнул широкий конус Арсии с сухой восточной стороны. Затем спустился по ее южному склону и далее по самому куполу Фарсиды, пока, наконец, не оказался на разбитых возвышенностях равнины Дедалия. Сама равнина была тем, что осталось от гигантского древнего ударного кратера, который теперь почти полностью исчез из-за лавы с Арсии, заливавшей Фарсиду, и нестихающих ветров, превративших его в не более чем объект ареологических наблюдений и исследований с еле заметными следами выбросов лавы и прочим, что было видно на картах, но не на местности.

Когда он проезжал тут, ему казалось, что здешний ландшафт ничем не отличается от остальных гор на юге – всюду неровная, в трещинах, буграх и ямах земля. Старые лавовые потоки выглядели как гладкие округлые темные породы, напоминая приливные волны, которые разбиваются о берег. Светлые и темные ветровые полосы оставляли следы, обозначавшие пыль других плотностей и составов: южные стороны кратеров и валунов были отмечены продолговатыми светлыми треугольниками, северо-западные – тусклыми галочками, участки внутри многочисленных кратеров с разрушенными краями – бесформенными пятнами. Но со следующей крупной бурей и этому облику предстояло измениться.

Перейти на страницу:

Похожие книги