Голубой лабиринт

— В таком случае, мистер Пендергаст, — вмешался агент ЦРУ, — похоже, у нас есть один из возможных ответов на вопрос, как именно ваш мистер Тапаньес Ландберг сумел остаться невидимкой.

На лице Смита мелькнула тень слабой улыбки.

Пендергаст кивнул и поднялся.

— Благодарю вас, джентльмены.

Полковник Азведо окинул его оценивающим взглядом.

— Сеньор Пендергаст, я боюсь предположить, каков будет ваш следующий шаг.

— Мои дипломатические инструкции запрещают мне сопровождать вас, — заметил агент ЦРУ. В ответ Пендергаст просто кивнул и направился к двери.

— Если б вы направлялись в любую другую зону, мы могли бы обеспечить вам военный конвой, — с досадой сказал полковник. — Но не в случае с этой фавелой. Единственное, что я могу для вас сделать, это дать простой совет: уладьте все свои делапрежде, чем войдете туда.

35

Пендергаст — все еще в уличной одежде — лежал на огромной кровати в своем номере в отеле «Копакабана Палас». Комнату, несмотря на полуденный час, окутывал тяжелый полумрак. За закрытым на ставни окном слышался едва различимый шум прибоя с пляжа Копакабана.

Лежа неподвижно, Пендергаст чувствовал, как его то и дело охватывают волны сильной, почти парализующей дрожи. Они накатывали раз за разом со все большим рвением. Он сильно зажмурился и сжал руки в кулаки, пытаясь с помощью силы воли заставить это внезапное наваждение исчезнуть. Через несколько минут сильнейшая дрожь начала уменьшаться, однако не прошла полностью.

— Я справлюсь с этим, — прерывисто прошептал Пендергаст, стараясь увериться в своих силах.

Когда он только начал замечать симптомы отравления, в нем еще теплилась надежда, что эффект эликсира его предка можно обратить вспять. Не найдя решения в прошлом, он принялся искать в настоящем, все еще веря в возможность раскрыть замыслы своего мучителя. Но чем глубже он постигал коварные сложности построенного заговора, созданного с целью отравить его… чем чаще размышлял об истории своего предка Иезекииля и его обреченной жены, тем больше понимал, что его надежды на исцеление были жестоким самообманом. Теперь у него не осталось никаких иллюзий. Он знал, что времени у него мало. Единственное, что заставляло его держаться на плаву — это жгучая потребность довести до конца это расследование, которое, скорее всего, станет его последним делом.

Он заставил свой разум снова вернуться к вопросам утреннего совещания. «Если предположить, что этот человек все это время находился в Бразилии, то было только два места, где он мог скрываться: джунгли… или фавелы», — сказал полковник об Альбане.

Пендергаст невольно вспомнил напутственные слова своего сына, которые тот произнес полтора года назад, отправляясь — нагло и неспешно — в гущу бразильских джунглей: «У меня впереди долгая и увлекательная жизнь. Как говорится, весь мир у меня в руках. И я обещаю, что со мной он станет намного более интересным». Пендергаст не мог забыть образ сына в день расставания, вспоминал каждую деталь той встречи, воскрешая ее во всех подробностях, насколько позволяли его интеллектуальные возможности.

Он понимал, что какое-то время из тех восемнадцати месяцев его сын провел в джунглях Бразилии — Пендергаст своими глазами видел, как Альбан растворился в непрерывной череде деревьев. Но, как он уже говорил полковнику, при этом он был совершенно уверен, что Альбан не остался в джунглях надолго. И дело было не в трудностях выживания — ему попросту было нечем там заняться, нечем себя развлечь, и, что самое главное, негде было бы спланировать всю эту сложную схему. Нет, он, разумеется, не вернулся в свой родной Нова-Годой (который ныне находился под властью правительства Бразилии под видом объекта с военным режимом) — для Альбана там уже ничто не представляло ценности. Комплекс был разрушен, ученые, солдаты и молодые лидеры погибли, получили тюремный срок или были депортированы. Нет, чем больше Пендергаст размышлял об этом, тем тверже убеждался, что Альбан довольно быстро покинул джунгли и тайком проскользнул в фавелу. Это место стало бы его идеальным полигоном. Там не нужно было беспокоиться о полиции, камеры слежения отсутствовали, как и разведчики, которые могли бы последовать за Альбаном. А он, в свою очередь, с его острым умом криминального гения и мировоззрением социопата, мог бы предложить нечто ценное наркобаронам, стоящим у власти в фавеле. Все это дало бы Альбану время и пространство, столь необходимое ему, чтобы разработать свои планы на будущее.

«Весь мир у меня в руках — и я обещаю, что со мной он станет намного более интересным».