Голубой лабиринт

— Какая чушь, — Пендергаст буквально выплюнул это слово. Констанс проигнорировала его резкий тон.

— А я вот в этом не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы поначалу говорили о запахе лилий — это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемым чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, перемежаясь с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсира становились бесполезны. Фактически они только способствовали усилению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, — Констанс заколебалась. — В конце концов, смерть становилась для них избавлением.

Пока она говорила, Пендергаст успел отставить стакан и подняться. Он принялся нервно расхаживать по комнате.

— Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.

— Есть еще одна вещь: эликсир вводился в организм в виде пара. Ты не смог бы найти его в таблетках или каплях. Его необходимо было вдохнуть.

Шаги участились.

— Ты, разумеется, понимаешь, к чему я веду, — тихо заметила Констанс.

Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.

— Алоизий, ради Бога, ты же был отравлен эликсиром! И не просто отравлен, а отравлен очень концентрированной дозой!

— Ты пронзительно кричишь, Констанс…

— Ты уже начал чувствовать запах лилий?

— Это достаточно распространенный цветок.

— Вчера после нашего совещания я попросила доктора Грин провести расследование. Она обнаружила, что кто-то — без сомнения, использовавший фальшивое имя — занимался исследованиями эликсира Иезекииля в Публичной Библиотеке Нью-Йорка и нью-йоркском Историческом Обществе.

Пендергаст остановился. Он снова сел в кресло и взял свой стакан. Откинувшись на спинку, он сделал быстрый глоток, прежде чем поставить стакан на стол.

— Прости мою прямоту, Алоизий, но кто-то мстит тебе за грехи твоих предков, — Пендергаст, казалось, не услышал ее. Он опрокинул в себя последнюю порцию абсента и собрался налить новую. — Тебе нужна немедленная медицинская помощь, иначе ты закончишь, как тот мужчина в Калифорнии…

— Не нужна мне никакая помощь! — воскликнул Пендергаст с неожиданной яростью. — Я сам могу себе помочь! Я буду тебе благодарен, если ты не станешь более мешать моему расследованию.

Констанс поднялась со скамьи и сделала шаг к нему.

— Дорогой Алоизий, не так давно в этой самой комнате ты назвал меня своим оракулом. Позволь мне сыграть эту роль снова. Ты болен. Я вижу это. Мы можем помочь тебе — все мы. Самообман станет для тебя фатальным.

— Самообман? — Пендергаст рассмеялся звонко и резко. — О каком самообмане ты говоришь? Я осознаю свое состояние. Неужели ты думаешь, что я не старался в меру своих сил найти способ исправить ситуацию? — он схватил стопку бумаг и швырнул ее в угол комнаты. — Если мой предок Иезекииль, чья собственная жена умирала от воздействия эликсира, не смог найти лекарство... как я смогу? И тем труднее мне воспринимать твое вмешательство в это дело. Это правда, я называл тебя своим оракулом. Но теперь ты становишься моим альбатросом[73]. Ты — женщина, склонная к idée fixe[74], ты нагляднейшим образом это продемонстрировала во время погони за своим покойным любовником к вулкану Стромболи!

Констанс резко переменилась. Тело ее напряглось, а пальцы крепко сжались — всего один раз. В ее фиалковых глазах вспыхнули искры, а воздух вокруг нее словно потемнел. Эта перемена была столь разительной, и в ней таилось столько скрытой злобы, что Пендергаст, поднимая стакан для следующего глотка, вздрогнул и непроизвольно выставил руку вперед для защиты, чуть выплеснув абсент себе на ладонь.

— Если бы это сказал мне любой другой человек, — сказала она угрожающе тихим голосом, — он бы не пережил эту ночь.

Затем Констанс Грин развернулась на каблуках и молча покинула комнату.

33

— Кое-кто хочет вас видеть, лейтенант.

Сидя за своим столом, Питер Англер оторвался от стопки распечаток и вопросительно приподнял бровь, глядя на своего помощника сержанта Слейда, стоявшего в дверях.

— Кто там?

— Блудный сын, — ответил Слейд с усмешкой и отступил в сторону. Мгновение спустя худая, аскетичная фигура специального агента Пендергаста появилась в дверном проеме.