– Мы здесь не впервые. Мы с Дорианом бывали здесь много раз. Туземцы называют эту реку Умбило, – сказал Том Саре, направляя корабль к берегу и бросая якорь на глубине три сажени. Глядя за борт, они видели, как зарылись в светлое песчаное дно стальные лапы якоря; мириады разноцветных мелких рыбок, потревоженных якорем, возобновили охоту за маленькими крабами и креветками.
Все паруса спустили. Том и Сара стояли у борта и смотрели, как Мансур, стремясь исследовать новое окружение, плывет в шлюпке к берегу.
– Нетерпение молодости, – сказал Том.
– Если нетерпение – признак юного возраста, тогда ты младенец, мастер Том, – ответила Сара.
– Это нечестно, – усмехнулся он, – но так и быть, тебе это сойдет с рук.
Заслонив глаза, она разглядывала линию берега.
– А где почтовый камень?
– Вон там, у подножия холма, но не слишком надейся.
– Конечно, нет, – выпалила она, но подумала: «Ему не нужно защищать меня от разочарования. Я материнским чутьем знаю, что Джим близко. Даже если он еще не добрался до этого места, скоро доберется. Нужно только терпеливо ждать, и мой сын вернется ко мне».
Том сменил тему, примирительно протягивая оливковую ветвь:
– Что ты думаешь об этом месте на глобусе, Сара Кортни?
– Оно мне очень нравится. Может быть, понравится еще больше, если ты позволишь мне провести здесь не одни сутки.
Она с улыбкой приняла предложение мира.
– Тогда мы с Дорианом немедленно начнем выбирать место для постройки крепости и торговой фактории.
Том поднес к глазу подзорную трубу. Большую часть работы они с Дорианом проделали во время прошлого посещения залива Рождества. Он осмотрел место, которое они тогда выбрали. Это был мыс у излучины реки. Воды Умбило омывают его с трех сторон, поэтому его легко оборонять. Обеспечен также постоянный приток пресной воды, и во всех направлениях открывается хорошее поле для обстрела. Вдобавок это место защищают пушки на кораблях, и это поможет при защите от нападения дикарей и других врагов.
– Да! – Он довольно кивнул. – Отлично подходит для наших целей. Завтра же начнем работы, а ты должна сделать чертеж нашего дома, как двадцать лет назад в форте Провидения.
– В наш медовый месяц, – с жаром подхватила она.
– Да, девочка, – улыбнулся ей Том. – А здесь у нас будет второй.
Небольшой отряд всадников медленно двигался по вельду; бесконечный окружающий простор делал его крошечным. Всадники вели в поводу вьючных лошадей, а несколько запасных шли за ними своим ходом. И люди и животные исхудали и закалились в трудном путешествии. Одежда у них была рваная и залатанная, сапоги давно изношены и выброшены, их заменила грубая обувь, сшитая из шкур антилоп куду. Упряжь лошадей порвалась и истерлась из-за того, что часто приходилось пробиваться сквозь колючий кустарник, седла отполировали потные зады всадников.
Лица и руки троих голландцев загорели и стали такими же темными, как у готтентотов. Ехали молча, вытянувшись цепочкой за маленькой фигурой бушмена Ксиа. Все дальше и дальше, по следам колес, которые, как бесконечная змея, ползли по равнинам и холмам.
Солдаты давно отказались от скрытности. Их удерживала вместе не только одержимая решимость предводителя, но и тысячи лиг дикой местности, которые они уже оставили позади. Они знали, что у одинокого всадника нет шансов вернуться в колонию. Что они пленники не только безумия капитана Котса, но и огромных пустынных пространств.
Кожаная куртка и штаны Котса покрыты заплатами и пятнами пота, дождя и красной пыли. Длинные волосы падают на плечи. Они выгорели на солнце, и их концы грубо подрезаны охотничьим ножом. Из-за худого, потемневшего от солнца лица и светлых устремленных вперед глаз он кажется одержимым.
Для самого Котса заманчивость вознаграждения давно поблекла: его гнала вперед потребность утопить свою ненависть в крови жертвы. И он не позволит никому – ни человеку, ни зверю, ни горящим просторам – помешать ему достичь конечной цели.
Он ехал, опустив подбородок на грудь, но вдруг поднял голову и посмотрел вперед, сузив глаза под бесцветными ресницами. На горизонте повисло темное облако. Оно поднялось высоко в небо и покатилось по равнине. Котс натянул поводья и спросил у Ксиа:
– Что это в небе? Не похоже на пыль или дым.
Ксиа засмеялся и пустился в радостный пляс, топая и переваливаясь. Ни расстояния, ни трудности пути не утомили его: он рожден для такой жизни. Стены и общество множества людей раздражали его и подрывали дух. Дикая местность – его дом, открытое небо – крыша.
Он снова начал расхваливать себя и бранить безумного, жестокого хозяина, но так, что только он один из всех присутствующих понимал свои слова.