Голубое шампанское

Прежде Чарли мылась в большой ванне. Та была настолько велика, что больше годилась для плавания, чем купания. Как-то раз она поскользнулась, ударилась головой и едва не утонула. Теперь она обычно мылась в раковине – пусть и не настолько большой, но намного более безопасной.

– Самой чудесной частью была роза, – сказала она. – Я так рада, что ты об этом подумал. Она все вращалась, и вращалась, и вращалась…

– Ты что-нибудь сказала?

– Я спела песню. Гимн.

– Можно мне его услышать?

Чарли погрузилась в раковину. Когда она положила голову на сложенное полотенце, вода поднялась ей до подбородка, а ноги ниже колен свесились с другого края. Она чуть опустилась, чтобы рот оказался под водой, и побулькала.

– Я могу его услышать? Мне хотелось бы послушать.

– Господь да хранит…

Тик-Так послушал один раз, потом гармонично присоединился, когда она запела вновь, а на третий раз вместо пения добавил партию органа. У Чарли опять навернулись слезы, и она вытерла их рукой.

– Время для моем-моем, – подсказал Тик-Так.

Чарли села на краю раковины, свесив ноги в воду, и намылила тряпичную мочалку.

– Моем-моем возле носа, – пропел Тик-Так.

– Моем-моем возле носа, – повторила Чарли и усердно потерла лицо.

– Моем-моем без вопросов. Моем-моем мы везде. Моем попу и знаешь где.

Тик-Так провел ее через ритуал, который она совершала так давно, что даже не помнила, насколько. Несколько раз она захихикала, услышав новые строчки. Тик-Так всегда их сочинял. В конечном итоге она стала самой чистой девочкой на свете, не считая волос.

– Волосы я помою потом, – решила она и спрыгнула на пол, где исполняла танец высыхания перед сушилкой с теплым воздухом, пока Тик-Так не сказал, что можно остановиться. Тогда она прошла через комнату к туалетному столику и уселась на высокий стул, который сама сюда притащила.

– Чарли, мне надо с тобой кое о чем поговорить, – сказал Тик-Так.

Чарли открыла трубочку с надписью «Коралловые персики» и размазала помаду по губам. Потом прошлась взглядом по тысяче других бутылочек и трубочек, выбирая, чем воспользуется на этот раз.

– Чарли, ты меня слушаешь?

– Конечно, – отозвалась Чарли.

Она взяла бутылку с этикеткой «Гленливет, выдержка двенадцать лет», отвинтила пробку и поднесла бутылку к губам. Сделала большой глоток, потом еще один и вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Охренеть! Да это же настоящий виски! – воскликнула она и поставила бутылку, затем потянулась к баночке с румянами.

– Какие-то люди пытались со мной говорить, – сообщил Тик-Так. – Полагаю, они могли увидеть Альберта, и он их удивил.

Встревоженная Чарли подняла голову, размазав при этом полоску румян от скулы до подбородка.

– Ты думаешь, что они стреляли в Альберта?

– Вряд ли. По-моему, им было просто любопытно.

– А мне они ничего плохого не сделают?

– Заранее никогда не скажешь.

Чарли нахмурилась и размазала пальцем черную тушь по всей левой реснице. Повторила на правой реснице, затем нарисовала фиолетовые морщины на лбу. Толстым карандашом очертила брови.

– Что они хотят?

– Они просто любопытные, Чарли. Я решил, что тебе надо знать. Они, наверное, попытаются с тобой поговорить. Позднее.

– А мне с ними говорить?

– Решай сама.

Чарли нахмурилась еще сильнее. Потом взяла бутылку скотча и глотнула еще.

Взяла ожерелье «Рубины раджи» и надела его.

* * *

Полностью одетая и с макияжем, Чарли задержалась, чтобы поцеловать Фуксию и сказать ей, какие у нее замечательные щенки, а потом торопливо вышла на прогулочную палубу.

Когда она там появилась, камера на стене немного опустилась и повернулась на несколько градусов. Из-за этого проржавевший механизм скрежетнул, и Чарли посмотрела на камеру. Динамик возле камеры что-то прохрипел, потом еще раз. Тут из него вырвалось облачко дыма, противопожарный датчик быстро направил на динамик струю пламегасящего газа, после чего сам испустил дух. Динамик помер окончательно.

Странные звуки не были для Чарли чем-то новым. В колесе были места, где грохот разболтанных механизмов за стенами звучал столь громко, что едва можно было услышать свои мысли.

Чарли подумала о любопытных людях, упомянутых Тик-Таком. Камера, наверное, была как раз той штуковиной, что их интересовала. Она повернулась к камере спиной, наклонилась и пукнула на нее.

Она прошла в комнату матери и села рядом с ее кроватью, рассказав о похоронах маленького Альберта. Когда Чарли решила, что пробыла с матерью достаточно долго, она поцеловала ее высохшую щеку и выбежала из комнаты.

Собаки жили одним уровнем выше. Чарли переходила из комнаты в комнату, выпуская их. Ее сопровождала все увеличивающаяся стая лающих и подпрыгивающих шелти. Как обычно, каждая была безумно счастлива ее видеть, и ей пришлось резко заговорить с некоторыми, когда они попытались лизнуть ей лицо. Оклик их остановил – все собаки у Чарли были хорошо воспитаны.

Когда Чарли открыла последнюю дверь, рядом с ней черно-белой волной побежали семьдесят две почти одинаковые собаки. Они промчались мимо другой камеры с мигающим красным огоньком, которая повернулась, следуя за ними, пока стая не скрылась за легким изгибом коридора Танго Чарли.

* * *