Голубка

Она поднялась и, не произнося ни слова, пошла к воде по гальке, мимо лежащих на земле людей. Она встала у кромки берега, дождалась большой волны и набрала воду в сложенные горстью руки. Туфли ее намокли, она не обращала на это внимания.

Они нашли свободную комнатку в домике на улице Кирова, недалеко от городской бани. Хозяйка работала экспедитором в санатории «Россия» и почти не бывала дома. Кроме Виктора и Жени, в домике, на террасе и под окном жили еще люди, но они не мешали друг другу. Утром рано все уходили на море, а сюда возвращались только ночевать.

Виктор и Женя вставали рано, как и все, завтракали, потом шли вниз, к морю, по крутым каменным улицам. Серые стены домов и булыжники еще таили утреннюю прохладу, и воздух был чист и прохладен, на дальних горах можно было разглядеть каждую лощинку и каждый выступ.

По пути они заходили на Пушкинский базарчик, покупали ягоды. Клали их в целлофановый мешочек, тут же на базаре мыли под краном, а потом спускались к пристани.

Они садились в один из катеров — здесь их называли «Птички» — и уезжали подальше от Ялты и там проводили весь день.

Женя окрепла и поздоровела. Она много купалась, однажды она полезла купаться в пятибалльный шторм, но берег был плохой, и, выходя, она рассекла о камни коленку. Виктор ее отругал. Но больше их ничто не огорчало, и Ярска они не вспоминали ни разу.

Однажды, правда, их соседи по дому спросили, правда ли, что они работают на героической Ярской ГЭС? Наверное, им рассказала об этом хозяйка, которая видела их паспорта.

— Да, мы из Ярска,— ответил Виктор.

Они гуляли по ночной Ялте.

Женя говорила:

— Хоть считается, что душа города — это его жители, но к Ялте это не относится. Правда?

Они бродили по темным кривым улочкам, пахнущим нагретым за день камнем, какими-то цветами. Нашли дом, который им обоим очень понравился. Два окна в нем еще светились, был виден узорчатый потолок и круглая люстра.

— Пусть он будет нашим домом,— сказала Женя. Это была их старая игра, у них в Ярске и в Иркутске были «свои» дома.

— Хорошо,— сказал Виктор.— Справим новоселье газированной водой. Ты не хочешь пить?

Они нашли автомат с газированной водой и опустили монетку. Пока Виктор пил, Женя придумала название для автомата. Она сказала: «Мойдодыр!» И громко засмеялась. Наверное, это было похоже. Днем около таких автоматов много курортников и ос, которые прилетают за сладким сиропом.

Их шаги по булыжнику звучали на всю улицу и эхом возвращались обратно, отраженные от стен. Будто бы не было на земле ничего другого, кроме звезд и кипарисов. Да теплого, невидимого сейчас моря.

Прошли мимо люди с футлярами от музыкальных инструментов. Последний из них, маленький, тощий человек, тащил барабан. Женя подумала, что они возвращаются из ресторана. Наверно, весь вечер играли, веселили публику, а теперь тихо возвращаются домой и тоже рады тишине.

— Нельзя так жить,— сказала вдруг Женя.

— Как так?

— Ну совсем неподвижно,— говорила она.— Ведь так годик поживешь и вправду поверишь, что все и везде спокойно. И хорошо.

— Но разве плохо, если хорошо?

— Да нет, Витька,— отвечала она.— Ты обрати внимание, даже глиссер, когда он стоит, он совсем некрасивый!

— Ты соскучилась по Ярску?

— Мне просто стыдно, что мне сейчас лучше, чем им.

— Но ведь ты вернешься туда!

— Да, я все понимаю. Мне хорошо, но мне стыдно. Позавчера, когда мы ехали из Симеиза, помнишь, в автобус сели рабочие. А я стояла рядом. Мне показалось, что родные люди сели. А потом мы выходили на остановке и мимо проехал «мазик». Самый настоящий «мазик»...

— Смотри, какие кипарисы,— сказал Виктор.

Виктор не хотел говорить или думать о Ярске. Он боялся думать, поэтому он спросил:

— Тебе не нравятся кипарисы?

— Не знаю,— отвечала Женя,— они красивые, но я их почему-то не люблю. Даже когда они вместе, они все равно каждый сам по себе.

Они смотрели вверх, кипарисы острыми верхушками рисовались на темном небе.

— Еще они похожи на свернутые знамена. Вот которые от праздника к празднику хранятся в чехлах. Тут вообще много декоративного,— добавила Женя.— Одно море здесь настоящее. Сейчас я уже им пресытилась, но в Ярске я буду по нему скучать.

Они уходили далеко от города на море и сидели там на влажных, теплых камнях, слушая его в темноте. Однажды, когда они сидели там, обнявшись, на соленой гальке, их обнаружили пограничники. Один из них сказал:

— Вот как доставим в комендатуру, чтобы выяснить, что вы за личности, да напишем по месту вашей работы!

— Да бросьте,— сказал Виктор.— Не стыдно так говорить?

— Это вам должно быть стыдно,— сказал солдат.— Может, мне тоже хотелось бы забросить свою «пушку» да обниматься. А я вот охраняю.

Голос у него был обиженный.

Они ушли домой.

Как бы Виктор ни хотел забыть о Ярске, все кругом напоминало о нем. Все, от чего он отгораживался, о чем не хотел вспоминать, вдруг одолевало его, он становился рассеян, невнимателен.