Драматург. Пакость? Мне? Зачем?
Актриса. Потому что ты самодовольный придурок.
Драматург. Я?
Актриса. Ты даже представить себе не можешь, как тебя все ненавидят в театре.
Драматург. Ненавидят меня?
Актриса. Естественно. Правда, высказывают это за глаза. Они все говорят, что ты самодовольный придурок. Единственная, кто выступает в твою защиту, это я. Я говорю, что у тебя есть причины для самодовольства.
Драматург. А они?
Актриса. А что они? Жалкие, ничтожные людишки.
Драматург. Ну-у…
Актриса. Ты что, не знаешь, что такое театр? Жалкое сборище нытиков.
Драматург. Ты что-то говорила о том, что Бог видит…
Актриса. Лучше не говори об этом. Страсть в темноте. Угрызения совести при свете.
Драматург. Даже если это любовь?
Актриса. Как часто человек может любить?
Драматург. Фриц, например…
Актриса
Драматург. Он не прекращается ни на секунду.
Актриса. Милый, это лягушки.
Драматург. Вздор. Лягушки квакают.
Актриса. Конечно, квакают.
Драматург. А это не кваканье. Это стрекот.
Актриса. Какой же ты тупой. Ладно, лягушонок, поцелуй меня.
Актриса. Доволен, лягушонок?
Драматург. А что я мог сказать? Когда я узнал, что ты попросила замену в четверг, я подумал, что ты спеклась.
Актриса. Я спеклась?! Я была бесподобна.
Драматург. Даже так?
Актриса. Людей выносили из зала.
Драматург. На носилках?
Актриса. Бенно сказал, я играла божественно.
Драматург. Если ты такая божественная и бесподобная, почему не стала играть в четверг?
Актриса. Дурак. Я не стала играть, потому что ужасно скучала по тебе.
Драматург. Я думал, ты хотела сделать мне пакость.
Актриса. Какой же ты примитивный. У меня был жар, и все из-за тебя.
Драматург. Не велика ли честь для каприза, чтобы женщину из-за него бросало в жар?
Актриса. Каприз? Да я умираю от любви к тебе. А ты говоришь, каприз!
Драматург. Ты ведь играла все это время. Признайся.
Актриса. А ты угадай.
Актриса и Аристократ
В конце сцены мы видим стоящую спиной к нам Актрису. Она кланяется под аплодисменты невидимых зрителей (только что посмотревших пьесу Шнитцлера «Влюбленный хоровод»). Потом поворачивается лицом к нам. Теперь она в грим-уборной. Здесь старинный шезлонг, стол с едой из китайского ресторана. Актриса уходит в ванную, чтобы переодеться. Нервный стук в дверь. Входит Аристократ, тонкий, изысканный, ему немного за тридцать. Возвращается Актриса.
Актриса. О, мой Бог…
Аристократ. Извини…
Актриса. Это ты.
Аристократ. На служебном входе мне сказали…
Актриса. Пожалуйста, проходи.
Аристократ. Боже, ты совсем не изменилась.
Актриса. Присядь.
Аристократ. Ты играла…
Актриса. Спасибо.
Аристократ. Божественно.
Актриса. Да, похоже, у меня сегодня был небольшой триумф.
Аристократ. «Небольшой»? Да публика была в истерике.
Актриса. Спасибо за цветы.
Аристократ. Это лишь ничтожная дань. Когда-нибудь ты утонешь в цветах от твоих поклонников.
Актриса. Так лучше, правда?
Актриса. Не волнуйся. Это тебя ни к чему не обязывает.
Аристократ
Актриса. И уж куда большая загадка, чем Бриджет Клуни.