Все остальные, назначенные в засаду, как я понимаю, совсем разуверились. Может, кое-кто бы и задремал, да только у комаров в эту ночь выдалась, видимо, особо голодная пора. Я лично устал отбивать их непрерывные атаки. Да еще ротмистр, неотрывно следящий за своим круглым индикатором, всяческие шумные шлепки запретил. Молча давите, говорит, а то я сам вас попередавлю, если тварь спугнете. Вот и пришлось терпеть те укусы, ибо попробуй тут успеть раздавить кровососа на лице вовремя. Может, то комариное войско шаман местный привлек, со своим пацаном жертвенным, кто знает? Они-то оба без всякого снаряжения, без сеток наших москитных и даже без одежки вообще. Остается только удивляться, как у них всю кровь этот табун налетевший не высосал? Мы, правда, тоже без репеллентов — опять же гвардии ротмистр запретил. Мол, нечего тварюку неизвестными запахами спугивать. Ну, это он так сказал — «спугивать». Спугнешь ее, пожалуй. Семь метров с лишним между деревьями, она, значит, провисала, и еще осталось на то, чтобы за эти же дерева цепляться и их обвивать. Да уж! Кого тут пугать?
А вот местным насчет хлопков по комариному воинству никаких ограничений. Но они, как ни странно, этим и не занимаются. Адаптация у них, что ли? Или комарам их кровушка окончательно приелась и нынче только наша, заморская, по душе? По крайней мере, оба аборигена заняты каждый своим. То есть, каждый, вроде, сам по себе, занят по-своему, а дело у них общее. Шаман Кадидадалло, тот, по личному пристрастию, пляшет. В смысле, как обычно, извивается разрисованным телом. Извивается так, что глаз не оторвешь. Особенно интерпретируя его извивы с имитацией подвижек меховой змеи. Так и представляется, как эта древесная бестия, весом с тонну, а то и поболее, вот этак же плавно и неторопливо скользит где-то по ветвям. Курсом к нашей горе-засаде, между прочим. И это только пока неторопливо и медленно, до той секундочки, когда мощь мышц, скрытых под мохнатой шкурой, преобразуется в жуткость стремительных бросков.
Так что совершенно не дремалось. А как бы хотелось задремать и перенестись… Лучше даже не во сне. Просто открыть глаза и оказаться дома. На съемной, но такой родной жилплощади. И забыть этот страшный сон насовсем. Разве что краем припоминать. Чтобы маленькому Гаю, когда подрастет, рассказывать жуткую сказку про лес и про большу-у-ущую змею-чудище, получившуюся от папы тигра и мамы змеи. И о том, как доблестный ротмистр-гвардеец, богатырь и душка, эту самую змеетигрюлю обхитрил-облапошил, да в сети загнал. А потом в своем родовом замке шкуру ту длиннющую развесил вдоль зальной стенки в качестве трофея наглядного. Мол, кто на нас посягнет, тот без шкуренки-то и останется. Да так еще развесить, чтобы в перехлест, ибо с одного конца залы до другого не уместилась. Пожалуй, симпатяшке Раде столь страшнющую сказку рассказывать и не стоит. Впечатлительная очень, глаза сразу округлятся в монетку пять венди.
Однако ныне неподходящий момент вспоминать о детишках. Ибо мы тут, ни много ни мало, поставили одного такого дитятку, пускай и неоцивилизованного, на место приманки. Дитятко у нас заместо шматочка сальца в мышеловке. Только крыска его понюхает, как — бах! — пружинка и сработает. За пружинку у нас гвардии ротмистр, за прихлопывающую запчасть — научно сварганенная «качалка». В плане сальца-приманки…
Успеет ли тигрозмейное чудище хапнуть ее до того, как? Вопрос, мягко говоря, интересный и даже волнующий… Насчет Жужа Шоймара сказать точно не получится. Не исключено, что обеспокоенность моральной стороной вопроса он попросту имитирует. Все-таки не очень уютно продолжать внедрение в непролазность тропиков, ведая, что твой непосредственный начальник к вопросам морали абсолютно индифферентен. Как-то не по себе становится, и совершенно не хочется далее рисковать, поскольку из-за более-менее сложной травмы тебя могут попросту бросить в лесу. Ну а так, в настоящем случае, все смотрится мерой чисто вынужденной. Вот, приглядитесь! Там, возле туземного карапуза, наш лучший и единственный врач со всем набором таблеток и бинтов. Но это только на всякий пожарный случай! На самом деле с туземного мальчонки и волосок не шмякнется. Ничего та тварюка не успеет — мы ее, заразу…