Я катаю трубочку по ладони и размышляю. Хеймитч наверняка спелся с менторами Четвертого дистрикта. Не сомневаюсь, он приложил руку к выбору подарка. Значит, эта вещица — не просто ценная, она способна спасти наши жизни. Вспоминается прошлый сезон. Я тогда умирала от жажды, но Хеймитч не выслал воду, зная, что я найду ее, если постараюсь. Любая его посылка, и даже ее отсутствие, — это важный знак. Я почти слышу, как он рычит: «Мозги есть? Вот и пошевели извилинами! Ну, что это?»
Утираю пот, набегающий на глаза, и рассматриваю подарок при лунном свете. Поворачиваю то так, то сяк, под разными углами, прикрывая и открывая отдельные части. Жду, когда странная штуковина поведает мне о своем назначении. Наконец, раздосадованная, втыкаю одним концом в грязь. Сдаюсь. Может, если к нам примкнут Бити и Вайресс, они до чего-нибудь додумаются.
Вытягиваюсь на плетеной циновке, прижимаюсь к ней пылающей щекой и в раздражении продолжаю смотреть на подарок. Пит массирует напряженную точку между моими плечами и помогает слегка расслабиться. Странно, почему здесь не холодает после заката? Спустя некоторое время я начинаю думать о том, что творится дома.
Прим. Моя мама. Гейл. Мадж. Представляю, как они наблюдают за мной по телевизору. Хоть бы так оно и оказалось, хоть бы они были дома. А если заточены Тредом в тюрьму? Или наказаны, как и Цинна? Как Дарий… Из-за меня. Все до единого.
Сердце гложет тоска по родным, по нашему дистрикту, по лесам.
— Выводная трубка! — Я даже сажусь от неожиданности.
— Что? — вскидывается Финник.
Выдираю подарок из земли, очищаю, обхватываю ладонью возле суженного конца и смотрю на отогнутый край. Точно, я видела это раньше. Стоял холодный и ветреный день, мы были в лесу вместе с отцом. Эта штука торчала из дырочки, аккуратно просверленной в стволе клена, а из нее в подставленное ведро текла живица. Кленовый сироп превращал даже наши безвкусные хлебцы в сладкое угощение. Ума не приложу, куда подевался запас этих трубок после смерти отца. Возможно, они до сих пор надежно спрятаны где-то в лесах. Так надежно, что и не отыскать.
— Это же выводная трубка. Что-то вроде обычного крана. Вставишь в дерево — и вытекает живица… — Неуверенно гляжу на жилистые зеленые стволы вокруг. — Если дерево правильное.
— Живица? — удивляется Финник, ни разу не видевший кленов у себя в дистрикте.
— Из нее потом делают сироп, — поясняет Пит. — Но здесь, наверное, будет что-то другое.
Все дружно вскакивают на ноги. Мы мучимся жаждой. Источников нет. У древесной крысы — острые, точно шильца, зубы и мокрая мордочка. Внутри деревьев может быть только одно… Финник торопится заколотить выводную трубку в зеленый массивный ствол при помощи камня, но я его останавливаю:
— Погоди, так можно и повредить. Сначала просверлим дырочку.
Мэгз достает свое шило, и Пит загоняет его под кору на два дюйма. Потом они с Финником поочередно расширяют отверстие ножами до нужных размеров. Я осторожно вставляю трубку, и мы отступаем на шаг в ожидании: что же будет?
Сперва ничего не происходит. Потом по желобку стекает капля. Старуха ловит ее ладонью, слизывает — и опять подставляет горсть.
Покачав и пристроив трубочку поудобнее, мы получаем тонкую струйку и по одному подставляем под самодельный кран иссохшие рты. Мэгз приносит корзину, сплетенную так плотно, что она держит воду. Мы наполняем сосуд до краев и передаем по кругу. Каждый делает несколько жадных глотков и, роскоши ради, умывает лицо. Вода, как и все остальное, здесь тепловатая, однако нам не до капризов.
Теперь, когда жажда не отвлекает, мы замечаем, как вымотались, и начинаем готовиться к ночевке. В прошлом году я постоянно держала вещи наготове, на случай внезапного бегства. На этот раз и пожитков особых нет, разве что оружие, которое я и так бы не выпустила из рук. Да еще выводная трубка. Вытаскиваю ее из дерева, пропускаю насквозь отрезанную лиану и крепко привязываю к своему поясу.
Финник вызывается караулить первым. Попросив его разбудить меня, как только устанет, я ложусь рядом с Питом. Но через несколько часов просыпаюсь сама — от звуков, напоминающих бой колокола.
— Я насчитал двенадцать, — шепчет он.
Киваю. Двенадцать. К чему бы? По удару на дистрикт? Может быть. Но зачем?
— Думаешь, это что-нибудь означает?
— Понятия не имею, — отвечает Одэйр.