Голод. Последний вампир

 Квартира их напоминала холодильник. Утром погода была по-весеннему мягкой, и они оставили окна открытыми. К вечеру же все изменилось, поднялся ветер. Он носился по гостиной, полный таинственных запахов, принесенных откуда-то издалека. За окнами поблескивали городские огни, еле различимые сейчас из-за стремительно несущихся языков туч, в которых ярко вспыхивали молнии.

 Закрыв окна. Том поставил обогреватель на 85°[20], чтобы прогреть квартиру. Затем он занялся обедом. Эта работа оказалась неожиданно утомительной. Повар из него вышел бы неплохой — его отец об этом позаботился, — но из-за позднего времени и мучительной досады ему хотелось лечь в постель и забыть весь этот чертов день.

 К десяти тридцати обед был готов, и выглядел он весьма живописно, несмотря на настроение Тома. Он закончил возиться с салатом и включил огонь под супом-пюре. Не готова была только телятина. Но это должно быть сделано в последний момент, когда Сара придет домой. Он сходил в гостиную и налил себе выпить.

 В одиннадцать он позвонил в лабораторию. Ответили только после шестого гудка.

 — Что ты делаешь?

 — Наблюдаю, как Мафусаил не спит. Транквилизаторы на него не подействовали. Мы пытаемся подключить его к энцефалографу, но он срывает с себя электроды. Так что у нас нет и половины его ЭЭГ. — Голос ее казался совершенно безжизненным.

 — Кто тебе помогает?

 — Филлис. Чарли внизу делает срезы с Бетти.

 — Иди домой. Я тут кое-что приготовил для тебя.

 — Сегодня не могу, дорогой. — Конечно, ей было грустно. Поэтому и голос такой. И опять он это ощутил — укол отвратительного ликования. Скоро, совсем скоро все ее ночи будут принадлежать только ему.

 — Я имею в виду обед. Идет дождь, так что возьми такси.

 — Я знаю, что идет дождь, Том.

 — Ты могла и не заметить. И потом, послушай, ты же можешь вернуться обратно, когда мы поедим.

 Выманить Сару из лаборатории всегда было непросто. Он мог только ждать и надеяться, что усталость и голод сломят ее решимость и смогут вытащить ее за стены лаборатории. Салат, суп, телятина. После этого фрукты и сыр. Много вина. К тому времени, как они отобедают, она, вероятно, будет настолько сонной, что не станет даже и пытаться вернуться в лабораторию. В жизни должно быть место не только для лаборатории, подумалось ему.

 Том услышал знакомые шаги в коридоре — Сара пришла раньше, чем он ожидал. Вот хлопнула дверь — и она уже дома, с мокрыми от дождя волосами, размытой косметикой и все еще в своем лабораторном халате. Маленький рот сжат в прямую линию, в глазах — неестественный блеск. Несмотря на переполнявшее ее лихорадочное возбуждение, выглядела она как-то потерянно. Том двинулся к ней.

 — Осторожно! Я с ног до головы в обезьяньем дерьме. — Она отшвырнула халат и только тогда разрешила ему обнять ее. Так приятно было ощутить ее в своих объятиях, хотя бы даже на мгновение. — Мне нужно принять душ.

 — Обед будет на столе, когда ты выйдешь.

 — Слава Богу, что существует административно-хозяйственный персонал, у которого к концу дня все еще остаются силы. — Сара поцеловала его в нос и отстранилась. — Этот чертов резус в очень плохой форме, — сказала она, направляясь в ванную. — У него стали выпадать волосы и не прекращается понос. Он перевозбужден — его никак не заставить заснуть. Он даже не подремал. Бедняга. — Том услышал скрип вешалки для одежды. Затем послышались еще какие-то слова, но шум воды их заглушил. Сару, как видно, не особо волновало, слышит он ее или нет. Ей нужно было выговориться: произнесение вслух сердитых слов уже само по себе успокаивало ее.

 Том вдруг почувствовал себя одиноким. Считается, что те, кто влюблен, занимают центральное место в жизни друг друга. Но иногда, в такие моменты, как сейчас, он задавался вопросом: любит она его или ей просто нравится быть любимой?

 Занимаясь телятиной, он слушал, как ревет за окном ветер, и размышлял о своей любви. Он любит — а значит, верит и в ее любовь. И тот факт, что ему придется видеть, как ее лишают возможности работать, заставлял его чувствовать себя подопытным кроликом в клетке — в клетке, откуда никак не выбраться.

 — Спасибо, милый, — Сара неслышно подошла сзади. На ней был синий шелковый халат — его подарок на день рождения; кожа — розовая после душа, глаза мягко сияют в сумеречном свете. Странное очарование исходило от нее. Чудо Сары заключалось в ее удивительной женственности. Она не была красавицей в общепринятом смысле — глаза слишком большие, подбородок упрямо выдвинут вперед, — и тем не менее мужчины всегда обращали на нее внимание. Она могла быть и намеренно безразличной, и более женственной, чем все другие женщины, каких он когда-либо знал.

 Они ели молча, только поглядывали друг на друга — Том и его волшебная дама. К тому времени, когда обед закончился. Том, сгорая от нетерпения, готов был на руках нести ее в спальню. К его облегчению, о Риверсайде больше не было сказано ни слова. Пусть Сара отложит на пару часов свои тревоги, пусть проблемы подождут.