Голод. Последний вампир

 — "Ключ к взаимосвязи между сном и возрастом лежит, по-видимому, в образовании легкораспадающейся белковой группы, связанной с подавлением липофусцинов. На молекулярном уровне повышение содержания липофусцина вызывает снижение интенсивности обмена веществ, что ведет к замедлению темпа деления клеток. Таким образом, это является главным фактором, отвечающим за все явления, связанные с процессом старения, — начиная со снижения реакции органов на гормональные запросы и кончая столь серьезными явлениями, как старческое слабоумие".

 — Как ты думаешь, зачем я тебе это читаю, Алиса?

 — Хочешь выяснить пределы моего терпения?

 — Ты только представь себе: что, если ты никогда не постареешь? У тебя никогда не будет седых волос. Ты вечно будешь молодой.

 — Но не тринадцатилетней же!

 — Нет. Это не нарушает процесса взросления, только старения. Хотелось бы тебе этого — оставаться двадцатипятилетней вечно?

 — Всю жизнь? Конечно.

 — И твоя жизнь будет длиться вечно. Тебе следует быть благодарной доктору Саре Робертс. Она приподняла завесу великой тайны. — Ей очень хотелось продолжить эту мысль, сказать Алисе правду — что она прямо сейчас могла бы избрать уделом бессмертие и что Мириам могла бы ей дать его.

 Более того, если данные доктора Робертс верны, это был бы вечный дар, а отнюдь не временный (несколько сотен лет!), как во всех других случаях.

 — Я не совсем уверена, что хотела бы жить вечно —вздохнула Алиса. — Я имею в виду — не так уж это и ценно, не правда ли?

 Мириам была так поражена, что ей чуть не стало плохо. Она никогда и мысли не допускала, что у Алисы может быть такой взгляд на вещи. Жить — это стремление всеобщее. Ее собственный род, сколь бы древним он ни был, героически пытался выжить в средние века, боролся, несмотря на низкую рождаемость и неизбежное и очевидное уничтожение. Даже последний из оставшихся в живых стремился только к одному — выжить.

 — Но ведь ты это в шутку сказала, так ведь, Алиса? — В голосе ее невольно прозвучала злость, которую ей совсем не хотелось бы обнаруживать.

 И девочка отреагировала на это.

 — Ты говоришь как-то странно, Мириам. Не как обычно.

 Мириам не стала ей отвечать. Вместо этого она вернулась к книге.

 — "Суть всей проблемы состоит в том, как и почему нарушается процесс подавления липофусцина по мере старения клеточной системы. Мы обнаружили, что продолжительность и глубина сна связаны с количеством вырабатываемого липофусцина, причем чем глубже сон, тем выше уровень подавления".

 — Ладно, я думаю, что мне пора задать один вопрос. Почему ты такая странная?

 Мириам даже рассмеялась от такой наглости; она почувствовала, что краснеет.

 — Тебе еще многому предстоит учиться, Алиса. Многому. Просто не сомневайся во мне. Ты поймешь, что все, что я делаю, служит определенной цели. — Алиса улыбнулась, и лицо ее внезапно преисполнилось столь удивительной невинности, что Мириам невольно прикоснулась к ней.

 На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем Алиса вдруг обняла руками колени и хихикнула.

 — Вы с Джоном действительно странные. С вами я чувствую себя как-то не так.

 Имя Джона, прозвучавшее столь внезапно, перебило настроение Мириам. Она встала и, отложив книгу, подошла к оконной нише. Оттуда был виден сад. Такая прохладная, влажная весна полезна для роз, привезенных ею из Северной Европы, но римские и византийские розы плохо переносят эту погоду. С ними придется немало повозиться, если вскорости не потеплеет.

 Ей хотелось сейчас оказаться среди них, забыть на время о своих горестях. Если бы только Джон продержался еще несколько лет... Открытия, о которых говорилось в книге «Сон и возраст», вероятно, могли бы его спасти. Мириам все еще не оставляла надежду найти какое-нибудь средство, чтобы вернуть его к жизни, пока не стало слишком поздно. Она была уверена — все дело здесь в чем-нибудь типа липофусцина. Ее собственное тело обладало постоянным иммунитетом, но обычного человека Сон просто поддерживал некоторое время. Потом появлялись знакомые симптомы: Сон прекращался, а с его прекращением приходило быстрое старение, отчаянный голод и — разрушение.

 Горло перехватило, вновь ощутила она боль и горечь — и некуда было деться. Она силой заставила себя думать о розах. Когда-то она соорудила перголу[21] от дома до самой реки. У них тогда была своя пристань и красивый красно-черный паровой катер с сердито бурчащим маленьким двигателем. Как приятно было кататься на этом шумном катере, стучавшем поршнями и выпускавшем клубы черного дыма...

 В хорошую погоду они ездили на остров Блэкуелл и, когда наступал вечер, охотились за парочками в лесу.