Голод. Одержимые

Сплевываю последнюю порцию воды и поднимаю взгляд. Смотрю в напряженное мужское лицо в зеркало, на руки, что продолжают крепким захватом держать мои влажные волосы. На жадный взгляд, которым он ласкает мои заострившиеся от холода сосочки.

А может, не только от холода.

Зачарованно тянет к ним руку и получает хлесткий удар.

— Не понял…

— Ты вроде как отказался от всего. Решил, что без тебя я буду в безопасности, — говорю хрипло, насмешливо, дразню зверя. — Тогда и не лезь к тому, что не твое.

Рванный рык, поджатые губы, полыхнувший в глазах огонь, и я как на тарзанке лечу в стену, но столкнуться не успеваю, оказываюсь в сильных руках Макара. Он почти ласково прижал меня к ней и навис скалой сверху.

— Твое тело, Василиса — мое. Ты сама мне вручила его и распаковала как новогодний подарок. И скольким бы мужикам ты не давала…

Охренел!?

Бью с размаху эту наглую рожу и хочу пройти мимо, но снова оказываюсь перед ним, с извращенным удовольствием наблюдаю, как по щеке расползается пятно.

— Что? — вскидывает фигурные брови. — Неужто ни с кем?

— Ты вроде какой-то там авторитет, а тупой как пробка, — шиплю в ответ и тут же воздуха не остается, потому что его рука на шее, вторая бьет кулаком кафель.

— За языком следи! — орет он в лицо и вдруг резко успокаивается. — А ведь ты права. Тупой. Стал тупым из-за тебя. Как животное, хочу только трахаться. А вычислить, кто на тебя покушался, не могу.

А что делать? Как быть-то?

Мы просто стоим. Долгие несколько минут испепеляем друг друга взглядом. Внутренности в тугой узел скручиваются. Возбуждение от его близости, помноженное на эффект неожиданности и грубости, и сам он, совершенно не способствует моему спокойствию.

Все плохо.

Очень скверно и надо уносить ноги, отчаянно сигналит мозг. От его психов. От такой необоснованной ревности. Но разве я когда-то была трусихой. Разве я могу отказаться от того, что само плывёт в руки?

— Так может быть, — хриплю я, облизываю губы и поднимаю влажные руки на его могучие, такие широкие плечи, чувствую, как от прикосновения даже сквозь рубашку сносит остатки разума. — Тебе нужно просто отпустить себя? Перестать бегать от чувств, от инстинктов? От меня.

— Вася, если я перестану бегать, тебе придётся жить под замком, пока я не вычислю…

— А я готова, готова даже учиться, готова носить бронежилет, готова слушаться тебя, чтобы ты снова стал умным, — наклоняю голову, хитро улыбаюсь. — Ты же хочешь стать умным? Снова. И меня в свою постель. Снова.

Рука со стены резко накрывает мое лоно, и Макар вжимает лоб в мой, рвано дышит и спрашивает:

— Кто там был?

Закатываю глаза и, напрягая тело, запрыгиваю этому ревнивому дундуку на бедра, жмусь обнаженным естеством и медленно, протяжно шепчу в ухо:

— Это отверстие только для твоего шурупа. Для других не подходит резьба.

Макар усмехается, и с шеи рука перемещается на грудь, больно сжимает, просто смотрит в глаза.

— Если ты мне лжёшь…

— Никогда!

— Кто такой Грановски? Ты была у него дома.

— Мой дядя, конечно, уж это ты мог выяснить.

Слышу пряжку ремня, звук молнии и замираю в предвкушении.

— Еще раз увижу твой языку в чьем — то рту, вырежу и заставлю сожрать… Поняла? — ревет он и другой рукой сжимает задницу, держит меня на весу. И… Да! О, боги! В промежности уже чувствую пульсацию горячей кожи на головке члена. Невероятно. Даже не верится, что я смогла прожить без его тела столь долго.

— Тогда не отпускай меня больше. Никогда. Береги, люби, трахай.

Член очень ювелирно нашёл нужный вход и начал движение внутрь, заставляя меня дышать чаще, почти терять сознание от острой наполненности. Боже, боже. Ну же, не томи. Люби меня. Трахай меня. Защищай меня. И не будет на земле женщины, любящей сильнее, чем я.

Застрявшая в мыслях, упускаю момент, когда Макар достигает крайней точки, пульсирует внутри и резким броском накрывает губы. Требовательный, наверное, самый животный и невыносимо возбуждающий поцелуй. Никакой осторожности. Ни капли нежности. Чувственности. Только концентрированная звериная страсть и даже грубость.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Он длился и длился. Поединок губ и языков. Сладкий до дрожи. Горячий до мурашек. И словно в контраст языку, член замер. Только пульсировал внутри меня, сводил с ума каждой венкой. Заполнял так тесно. Разбухал так стремительно.

Макар пожирает меня. Он так глубоко во мне, что кажется, меня больше нет.

Есть Василиса — девушка ростовщика. Больная, зависимая наркоманка. Зависимая от вкуса кожи, от мятного парфюма и запаха сигарет.

Зависима. Влюблена. Люблю. Есть ли хоть шанс избавиться от этого. Есть хоть шанс стать свободной, лишиться души?

Я медленно уплываю из действительности, чувствую, как он резко покидает мой рот и столько же быстро тело. Издаю недовольный стон и тут же вскрик.

Вернулся. Язык на шее, а член грубым толчком уже внутри.

Прикусывает кожу, всасывает ее и снова движение. Медленно, тягуче назад и грубым толчком вперед. И снова. Назад — вперед.