Голод. Одержимые

И все лижут глазами мое тело. А я еще поддаю жару. Смотрите, смотрите. Теперь, окончательно свободна. Сомнения растоптаны десятью сантиметрами ненавистной шпилькой. Потому что тот, кого я хочу любить, кого я хочу трахать, от кого я в конце концов хочу ребенка, просто меня кинул! Забил гвоздь в крышку гроба, в котором были наши чувства. Такие дикие, как пламя. Такие острые, как нож. Такие пугающие, как высота. Но с ним… С ним ничего не страшно.

А без него плевать. Просто плевать на все. Знаешь, что, Черкашин — плевать. И даже на то, как член Паши, никогда на меня не реагирующий, начал бухнуть — плевать. И на его руки на моей груди, и даже на язык, что пробрался мне в рот. Плевать! Плевать! Плевать!

Паша? Да кто угодно. Чувства требуют выхода. Эмоции требуют праздника. Собственно, почему бы не подарить немного ласки лучшему другу? Он в отличие от Черкашина не бросит меня. Не растопчет чувства. Не бросит на растерзание врагам, не понимая, что только с ним я буду в безопасности. Только он мой оплот и средневековая крепость.

Но что это?

— Куда? — кричу, цепляюсь руками в мятую, влажную рубашку Паши, словно в игрушку. Не надо отбирать! Я только расслабилась!

Но его уже нет. Он ржет в толпе, а Данила поднимает его на ноги и куда-то тащит. Данила?

Он все еще здесь?

— Ай! — кричу от боли, когда чувствую захвата плеча. И в этом захвате ярость, злость и, конечно, ревность.

Господи, Макар! Макар здесь?!

Его руки с черным плетеным рисунком хвоста дракона, чуть поддёрнутая загаром кожа, его ремень с армейской бляшкой.

Тело трепещет от страха и предвкушения, когда я, еле ковыляя на каблуках, поднимаю взгляд и вижу любимый подбородок. Сжатую челюсть и желваки, так рьяно ходящие на острых скулах.

О, божечки, да он злится. Макар пришел. Пришел меня наказать.

Но пусть не думает, что я так просто сдамся. Я гордая! Пусть не думает, что я потеку, как только он коснется меня, моего тела, моей души.

И пусть обманывать себя так просто, я все равно не покажу ему как рада, счастлива, влюблена, люблю! Не покажу, что он еще что-то значит для меня.

Он проводит меня сквозь пьяную толпу, расталкивает всех, как воду, кого-то просто отпихивает, даже не думая извиниться.

— Это, — еле ворочаю языком, — между прочим не твой клуб. Ты очень невоспитанный. Очень плохой, хих, мальчик.

Он молчит, поджимает губы, наверное, хочет гадость сказать, пока ведет меня куда-то на второй этаж. Он вообще любитель гадости сказать и матерится так забавно, с акцентом. Наверное, даже за восемь лет в России не понимает, как маты произносить. Забавный. Родной. Любимый.

Такой любимый, что даже толчок в светлое кафельное помещение не кажется болезненным.

Пытаюсь привыкнуть к свету, а он уже хватает меня за плечо. Поднимает с пола. Тащит к раковинам.

— Понравилось вылизывать чужих мужиков, сейчас рот с мылом будешь мыть. Сука!

Я бы даже посмеялась над его шуткой и громом в голосе, если бы он не нагнул мою голову и начал пихать ее под кран, размазывать макияж по лицу, пихать мыльные пальцы в рот.

— Мой рот, я сказал, чтобы забыла вкус своего уебка, пока я не убил его.

Я сопротивляюсь и отплевываюсь.

— Больной! Ты что творишь! Ублюдок! — кричу ему, уже не чувствуя ничего от недавней нежности и неги, только желание сделать так же больно, как мне сейчас. От его грубости. Жестокости. Хамства.

Почему он поступает так?!

Но от холодной воды в голове как-то разом проясняется туман. Словно в душное помещение прорвался свежий воздух.

И мое вялое сопротивление превращается в настоящую схватку. Я кричу. Извиваюсь змеей. Царапаю его руки. Наступаю каблуком на ноги и ладонью трескаю по уху.

— Сволочь! Гавнюк! — ору, что есть сил и вижу, как он пытается сдержать стон боли. Секунда, рык и вот он снова пихает мое лицо под высокий кран, заставляет захлебываться ледяной водой, что уже стекает по телу, намочила платье, трусы. Делает лужицу на полу.

Дергаюсь и тут же чуть не поскальзываюсь. Он резко задирает мою ногу и снимает туфлю. Потом другую. Держит за волосы. Готов содрать скальп.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Глава 17.1 Василиса

— Оделась как шлюха, ведешь себя как тварь. Ты совсем долбанулась?! — рычит он над головой, продолжая смывать обильный макияж, который я сделала. Ну, как умела.

И только полностью смыв с меня остатки краски, он собрался отпустить волосы, но мое горло сдавил спазм и от ряски возник рвотный позыв. Черт! Только этого не хватало.

Сдержать его сил не было, и я сливаю в раковину под матюки Макара большую часть выпитого алкоголя и легкого ужина.

Полощу рот уже сама в тишине. Почти не чувствую, как он стягивает с меня бл*дскую тряпку, трусы, оставляя беззащитно обнаженной.

— Ты меня достала, сидишь в голове как клещ, пьешь кровь.

Макар вроде бы ругает, а мне хорошо…

И без лишнего алкоголя в голове хорошо, и от яркого света, и особенно от присутствия Макара. Он рядом. Приехал. Из зала вывел. И заботливо умыл. Ну… почти заботливо. В Макаровском стиле.