Голод и тьма

– Сначала не меня, а девушек. Им пришлось такое пережить… Кстати, а день-то сегодня какой?

– Тридцатое июня уже. По новому стилю, конечно. И вот ещё. Говорил же тебе Миша Неделин, чтобы без охраны никуда. А ты что? Всех отпустил, одного Юру оставил? Потом услышали выстрелы и прискакали, да вас уже и след простыл. Лишь лошади ваши привязаны были, да и револьвер в кустах нашли.

– Ну прости, больше так не будет.

– Ты подумал, каково было бы Лизе, если бы тебя не стало?

У меня блеснула шальная мысль, что мне тогда не пришлось бы бояться, что будет, когда она узнает о моих похождениях, но я лишь с виноватым видом кивнул. Нам оказали первую помощь, а из Печор тем временем подошёл монастырский возок, и мы отправились в Изборск и далее в Псков, где нас доставили в недавно построенную клинику. Там работали трое – двое ребят и девушка – которые прошли двухгодичный курс в Николаеве.

Нас осмотрели и сказали, что обеих девушек нужно срочно показать гинекологу, особенно Лиису. У меня же вновь воспалился рубец от хлыста, который, по их словам, "полностью уже не исчезнет". Кроме того, мой врач добавил, что мне неплохо бы и энцефалографию сделать после удара по голове. Так что дорога была у нас одна – в клинику в Николаеве.

На следующий день мы пошли вниз по Чудскому озеру до Сыренца у устья Нарвы. Место, где недавно ютилась небольшая деревенька у разрушенного замка, было не узнать – там располагался теперь город по обе стороны истока Наровы. С восточной стороны находилась гавань, где мы пересели на плоскодонку с парусом и пошли вниз по реке Нарове.

Я понадеялся, что теперь-то мы дойдём до Усть-Наровы, но нас неожиданно высадили у посёлка Кулга. Как мне объяснили, между ним и Нарвой находились водопад и несколько порогов. Уже вечерело, и нас отвезли в замок и покормили. Девушек уложили спать, а я неожиданно для себя вышел погулять по городу в сопровождении отделения охраны – иначе меня не пускали. Юра тоже увязался следом.

С моего последнего визита, город вырос раза, наверное, в два. Иногда слышалась немецкая речь, особенно в старом городе, но большинство населения изъяснялось по-русски. Улицы были недавно вымощены, разрушений военного времени я вообще не увидел, разве что кое-где, особенно в городских стенах, виднелись более светлые пятна.

Меня привлекла массивная кирха, двери которой были приоткрыты. Внутри царил полумрак, сквозь который пробивался свет полутора десятков свечей. Украшений практически не было, как это часто бывает в протестантских храмах, разве что угадывался геометрический узор на полу.

– Сын мой, храм закрыт, – услышал я знакомый голос. Исходил он от человека в сутане.

– Отец Юрген, рад вас видеть! – чуть поклонился я.

– Это вы, князь фон Николаев? – голос пастора резко потеплел. – Как я рад снова вас видеть! Я как раз собирался домой, не откажетесь ли составить мне компанию за ужином? Моя Астрид будет очень рада!

– У меня с собой охрана и мой приёмный сын.

Тот чуть погрустнел – немцы, как правило, не любят неожиданностей, тем более связанных с количеством гостей. Но отец Юрген Шнайдер – а это был именно он – сказал:

– Если их устроит стол, где обычно едят наши прихожане, то мы будем рады и им.

Фрау пфаррерин[38] Шнайдер оказалась худой женщиной лет, наверное, сорока, с растрёпанными светлыми волосами. Узнав, кто перед ней, она взяла мои руки в свои:

– Князь, я вам так благодарна, что нам не пришлось покидать свой город! Отец Юрген прислал тогда за мной, и я вернулась в город. Наш дом никто не тронул, а жизнь стала лучше, чем раньше, хвала Господу! И вам! Только благодаря вам дома не грабили, людей не убивали, девиц не лишали чести…

– Полноте, фрау пфаррерин…

– Нет-нет, и не говорите – я была в городе, когда Делагарди убивал русских, я помню, как это было. И мы думали, что русские отомстят, а вы показали редкостное благородство. Мой муж каждую неделю на службе возносит молитвы за вас, да и дома, когда мы молимся, мы тоже поминаем ваше имя…

Кормила она нас на убой – обычно, если немцу скажешь, что не голоден, то он вас не поймёт, но фрау Шнайдер могла бы дать сто очков вперёд многим хлебосольным хозяйкам. Я объелся так, что с трудом пролез обратно в дверь, да и то меня выпустили лишь после торжественного обещания вернуться к ним в будущем.

С раннего утра мы вновь сели на плоскодонку и спустились в Усть-Нарову. Как и Сыренец, это уже был немалого размера город. Но времени его осмотреть у меня не было – нас уже ждал быстрый парусник, который задержали из-за нас. И в тот же вечер нас отвели в больницу на «Победе».

Меня поначалу отправили на энцефалограмму, а затем посадили в кубрике и наказали ждать Ренату. Когда она наконец пришла, она, к моему удивлению, обняла меня и сказала:

– Молодец, что тебя не убили. А то что я Лизе бы сказала?

– А как голова?

– В порядке твоя голова. И что ты всё время ищешь приключений на неё? Я ещё понимаю, если бы Лиза тебя скалкой оприходовала – заслужил – но чтобы немцам подставиться… Давай, раздевайся. Посмотрю тебя.

Осмотрев меня внимательно от головы до пят, она промыла мои рубцы и сказала: